если все так и есть, в таком случае я действительно приехал в Литтл-Падлдон по поводу приюта. Но мы обсудим это потом. А сейчас… – Он обвел рукой то место, где они сидели. – Я хочу узнать все о Гарриет. Почему ты не сказала мне о ней раньше, Пен?
– Потому что…
Воспоминания, которые она пыталась оставить в прошлом, разом нахлынули на нее. Пен закрыла глаза, но от этого стало еще хуже.
Она перевела взгляд на воду.
Ни разу за все время с Гарри она не задумалась о риске забеременеть. Какой же дурочкой она была. Менструации начались у нее довольно поздно, когда ей уже стукнуло шестнадцать, за год до лета с Гарри, и были довольно нерегулярными. У нее не было ни матери, ни сестры, ни даже близкой подруги, у кого она могла бы спросить совета на этот счет. А уж о том, чтобы обсуждать эту тему с отцом, и речи быть не могло.
Когда Пен наконец заметила, что задержка месячных явно затягивается, она подумала, что такой перерыв и неотступно преследовавшее ее тягостное чувство связаны с депрессией. Пен страшно тосковала по Гарри после его отъезда. Он был не просто ее любовником. Он был ее другом, постоянным спутником, особенно в те последние месяцы.
И только заметив, какой мягкой стала ее грудь, а некоторые запахи вызывают дурноту, поняла, что беременна.
– Я очень долго ничего не понимала после того, как ты уехал из Англии. А потом не знала, где ты и как тебя найти. – Пен покраснела. – Но если бы даже знала… – Она запнулась. Ей не хотелось об этом говорить. Ее слова лишь подтвердили бы огромную разницу в их социальном положении. – Я не могла написать тебе, Гарри, потому что… – Ну говори, выскажи все! – Я не умела писать.
Гарри попытался скрыть свое удивление, но оно промелькнуло в его глазах.
– Теперь-то я умею и писать, и читать, – торопливо заверила Пен Гарри, будто оправдываясь. – Научилась, поселившись в приюте. И ты можешь быть уверен, я позаботилась, чтобы Гарриет росла грамотной. – Она не стала скрывать свою гордость дочерью. – Наша девочка очень способная.
Гарри кивнул:
– Замечательно.
Замечательно? Нет, это не просто замечательно, это куда важнее, это возможность для Гарриет не знать многих ограничений в жизни.
Кроме тех, что наложены обстоятельствами ее появления на свет.
– Да и какой был смысл в письмах тебе, даже если бы я и могла их написать? – произнесла Пен с явным вызовом в голосе. – Ты же не мог вернуться домой в разгар войны.
Да и без войны незачем было возвращаться. Единственное, для чего следовало бы приехать, так это чтобы жениться на Пен, избавив таким образом Гарриет от позорного пятна незаконнорожденной.
Но подобное не пришло бы ему в голову, да и ей тоже. Пен всегда понимала – и принимала – свое место в мире и в жизни Гарри.
Гарри пытался побороть раздиравшие его путаные эмоции. Первым делом, гнев от встречи с этим святошей.
«У меня есть дочь. У меня есть дочь уже десять лет без малого, а я об этом ничего не знал».
Он злился на Пен, хотя разум подсказывал ему, что она поступила правильно. Если
