на него поближе. Если, конечно, вы не смущаетесь из-за собственного испорченного платья и синего носа.
Девушка гордо вздернула подбородок. Вино придавало ей смелости. Почему бы и нет. Отец все еще мучается от простуды, значит, на официальном приеме в Лувре они окажутся не скоро.
– Ваш Мазарини будет прогуливаться вместе с его величеством? А королева Анна? Она тоже собирается на прогулку?
– Мне кажется, вы слишком увлечены личностью королевы, мадемуазель Виолетта из Прованса, – нахмурился Фобер.
– Мне кажется, это не ваше дело, сударь, – парировала раскрасневшаяся Виолетта. – У меня есть право спрашивать. Анна Австрийская – моя крестная мать.
– Хорошо хоть не родная!
– Вы изволите сомневаться в моих словах?
– Ни в коем случае, – сообразительный Эме проворно отобрал у девушки кружку. – Думаю, вам хватит. Если, конечно, вы все еще намерены куда-нибудь ехать.
– Значит, едем! – маркиза тут же уверенно вскочила, изображая оживление. Голова у нее немного кружилась – хорошее вино – а душа требовала приключений.
– Конечно, едем. Только не босиком, сударыня. Ваши сапожки, – Фобер укоризненно протянул девушке просушенную обувку. – Позвольте вам помочь?
– Благодарю, – на этот раз Виолетта сама подставила мужчине затянутую в шерстяной чулок ножку.
– Сколько вам лет, Виолетта из Прованса? – поинтересовался он, неторопливо обувая свою новую знакомую. Ножка, надо отдать ей должное, была весьма соблазнительной. Маленькая, с тонкой хрупкой лодыжкой. Прелесть, а не ножка.
– Восемнадцать… Почти восемнадцать. Вы считаете меня ребенком, шевалье? – подозрительно осведомилась маркиза, торопливо одергивая юбки.
– Совершенно очаровательным ребенком, если это вас утешит, – улыбнулся Эме.
– Нет, не утешит.
– Напрасно. Юность – удивительный дар. К тому же преходящий. Генрих IV, к слову, ухлестывал за Шарлоттой Монморанси, ныне принцессой Конде, когда ей едва исполнилось пятнадцать. Не на шутку ухлестывал.
– Это вы к тому, что я в свои неполные восемнадцать еще не потеряла шанс найти при дворе какого-нибудь падкого на девичьи прелести престарелого сластолюбца? – не скрывая ехидства, осведомилась мадемуазель де Лажуа. – Благодарю, лейтенант, вы потрясающе учтивы!
– Совсем не обязательно престарелого, – заверил ее Фобер.
Тут появился егерь с тазом для умывания, до краев наполненным теплой ароматной водой.
– Ах, вот это кстати! – радостно воскликнула девушка, принюхиваясь. Она тщательно вымыла руки, с наслаждением орудуя небольшим кусочком душистого мыла. Поистине королевская роскошь. Ну а пятна крови на юбке и манжетах уже подсохли и побурели и больше не казались такими вызывающе алыми. – Мы снова поедем на одной лошади?
– Увы, сударыня. По крайней мере, пока не встретим кого-нибудь из моих парней. Тогда я с удовольствием отдам
