style="font-size:15px;"> – Может, сразу в металлолом? – спросил.
– У тебя ж пистолет. Сильная вещь. Любую мышь наповал.
– Давай на тебе попробуем!
– Кончайте кусаться, щенки! – прорычал Гупан.
Полтавец подогнал шестиместную безрессорную бричку. В ней косо, стоймя, торчал частично обитый жестью гроб с привязанной к нему крышкой. Привели арестанта, того самого, конопатого, рыжебрового. Усадили.
– Придерживай гроб, – сказал Данилко.
– Чем, зубами? – спросил конопатый.
– А хоть зубами.
На ладони конопатого была татуировка: «Сенька. 1924». Иван внимательно посмотрел на парня. И тот изучал лейтенанта. Сказал тихо:
– А тебя чого, развязали? Хай и меня развяжут.
– А ты чем заслужил?
– От так в жизни, – хмыкает Сенька. – Одному колоски, другому соломка.
Ехали молча. Кто дремал, прижав к себе оружие, кто напевал себе под нос. Темнело.
Гроб на ухабах валился на арестованного. Тот наконец взмолился:
– Слухайте, хлопцы! Товариши! Он же меня убьет.
– Терпи пока, товарищ, – ответил сидевший рядом с ездовым Данилко.
– А говорили, шо у вас не пытают.
– Наврали!
3
Абросимов подъехал к «Штабу Гупана». Лампа на столбе освещала автоматчика. С танцплощадки доносилась музыка. Танго!
– Лейтенант, сказали, здесь… который из Глухаров! – крикнул, спрыгнув с сиденья брички, Николка.
– Уехали.
– Как уехали? – Абросимов от огорчения ударил кнутовищем по колесу.
Лектор на заднем сиденье, вытянул из кармана, за цепочку, часы, поднес циферблат к носу.
– Опаздываем!.. Нам еще охватить тружениц пенькозавода!
4
Останки Штебленка снимали уже в сумерках. Ястребки прятали носы в тряпичные намордники.
– Черт… Резиновый какой-то канат… затянулся.
Полтавец, стоя на телеге, попробовал сначала развязать, потом порвать жгут. Но его борцовской силы не хватило, достал нож. Полетели вниз обрезки. То, что было Штебленком, положили в гроб, накрыли крышкой.
– Полтавец, – сказал Гупан, – не стучи сильно. Наживи парой гвоздей.
Полтавец тихонько вколотил гвозди. Гроб опять поставили рядом с Сенькой. Издали – как странный угловатый ездок-попутчик.
– Придерживай плечом, а то на тебя свалится…
– Мне морду заверните, – попросил Сенька. – Я ж подохну с ним рядом.
– Подохнешь, так, считай, от своих, – Данилко был неумолим.
Иван достал из сидора чистую холщовую портянку, набросил на лицо Сеньки, завязал.
– Спасибочки! – глухо донеслось из-под холста.
– Лучше б я своей портянкой, – сказал Данилка. – Вот завопил бы, гад!
Лейтенант пошарил у колес брички. Подобрал змееобразные, поблескивающие
