толстой белокурой косой и нервным тиком глаз. Ее отец был членом суда. Матвеевы жили в Кречетниковском переулке (около Собачьей площадки), я у них с удовольствием бывала, так как вся семья была очень радушна.
У Матвеевых я встречала двоюродных братьев Верочки Ладыженских (наших сверстников) и трех студентов, братьев Бом. Младший из них, медик 1-го курса Георгий Бом, был очень мил, но застенчив. На подбородке у него была ямка, в честь чего я, подозревая Верочку в склонности к Георгию Бому, вырезала на ее парте слово «ямочка». (Месяц тому назад я прочла в газетах, что известный ортопед профессор Бом скоропостижно скончался на пятьдесят шестом году жизни.) Младший брат Верочки, Ваня, как и полагалось, учился у Поливанова. Когда я была в 4-м классе, к нам поступила новенькая, Наташа Вострякова, высокая, гладко причесанная девочка с правильными чертами лица и умным выражением глаз. Наташины глаза, если строго рассуждать, могли бы быть побольше, а нос, сам по себе красивый, немного поменьше, но и так Наташа выделялась своей внешностью. Очень быстро выяснилось, что наши матери немного знакомы, и с этих пор завязалась моя дружба с Востряковыми – сначала с Наташей, а потом с Таней, – исчисляющаяся десятилетиями.
Ученье мне давалось без всякого труда и никогда не составляло предмета забот моих родителей. Начиная со 2-го класса и до самого конца, я шла на круглых пятерках, но должна признать, что пятерки по физике и математике доставались только за счет хорошей памяти, тогда как гуманитарные науки проникали несколько глубже.
Возвращаюсь к описанию своего школьного дня. После трех утренних уроков и завтрака мы отправлялись парами гулять по улицам (это называлось «крокодилом»). Маршрут был всегда один и тот же: по Пречистенке до Зубовского бульвара и обратно, мимо Лицея, по Остоженке. Если в кармане лежала плитка шоколада, купленного за пять копеек в мелочной лавке гимназического поставщика Капустина, то гулять было не так скучно. (Кроме того, с годами выяснилось, что я унаследовала от матери способность извлекать интерес из всех жизненных положений.) В три часа, к концу занятий, за мной иногда заходила мама. Когда она, в коротеньком каракулевом жакете, такая элегантная и не похожая на других мамаш, ожидала меня внизу лестницы, по которой мы шумной лавиной сходили после звонка, я видела, что все девочки смотрят на нее с нескрываемым любопытством. Еще больший интерес возбуждала мама, когда с ней была охотничья собака Альфа. Альфа, или, как я ее называла, Бубочка, появилась на Пречистенском бульваре маленьким щенком одновременно со мной и прожила двенадцать лет как член семьи. И мама, и я одинаково ее любили, причем обе находили, что для простой собаки Бубочка слишком умна и что, наверное, она – заколдованная принцесса.
Первые годы после свадьбы мама и дядя Коля жили не в большом Удельном доме, а в первом этаже двухэтажного флигеля, находившегося рядом с церковью Ржевской Божьей Матери. В главном здании с шестью колоннами и надписью на фронтоне «Московский Удельный округ 1835 г.»,
