род дворянства Российского…» – и проходила в двухсветный зал. Неслышно скользя по блестящему паркету, ко мне подбегали Катя и Ляля в белых пелеринках и рукавчиках, мы чинно садились и беседовали вплоть до звонка, возвещавшего конец приема.
Среди институток я видела много знакомых лиц, например, девочек Львовых, с которыми танцевала у Трубецких, Вареньку Ланскую, сестер Туркестановых. В зале слышался гул от приглушенных разговоров, звон шпор какого-нибудь военного отца или брата и шуршанье шелкового платья проходящей классной дамы. Все было чинно, но в Дворянском институте не чувствовалось той казенщины и рутины, которые неизменно встречались в описании закрытых учебных заведений прошлого века. Воспитанницы получали очень много, как в смысле материальных забот, так и в смысле умственного развития, и вполне понятно, что в дальнейшей жизни многие из них вспоминали о доме у Красных ворот как о «потерянном рае».
Спохватившись, что настоящая часть моих воспоминаний носит название «Летние впечатления», а воспоминания о Дворянском институте являются «не летними», а исключительно «зимними», – я быстро меняю тему своего рассказа.
Имение Розалии Ивановны Шлиппе Колодези, в продолжение нескольких лет находилось в ведении управляющего барона Мирбаха. До Аладина доходили слухи, что барон этот пьянствует и народ им очень недоволен. Колодези считались наиболее революционно настроенным селом Козельского уезда, и при Мирбахе были случаи намеренного поджога помещичьего хлеба.
В 1908 году Шлиппе, жившие зимой в Риге, а летом в имении Немерзкое Мещевского уезда, уволили Мирбаха, и в Колодези отправился их третий сын Николай Густавович. Бабушка и дедушка давно знали Колю Шлиппе, который в бытность свою в Морском корпусе ходил к ним в отпуск. Бабушка имела к нему предвзятую склонность, как к моряку, но и вполне объективные наблюдения заставляли ее и дедушку говорить: «Николай Шлиппе – ценный юноша». Служа мичманом на броненосце «Петропавловск», Шлиппе был на борту вместе с Макаровым и Верещагиным в момент трагической гибели этого судна от японской мины 31 марта 1904 года. Из всей команды осталось семь человек: великий князь Кирилл Владимирович, мичман Шлиппе и пять матросов. Когда летом 1908 года вышедший в запас флота Николай Густавович поселился в Колодезях, мы, то есть девочки Запольские и я, окружили его ореолом славы, с почтением смотрели на шрам за его ухом – след ранения во время взрыва, и даже сложили песню, начинавшуюся словами: «Коля Шлиппе появился как звезда на небесах».
Окидывая прошлое беспристрастным взглядом, я теперь вижу, что в Николае Густавовиче не было ничего романтического и его образ принимал романтические черты только будучи пропущен через призму нашего воображения. Это был молодой человек высокого роста, не очень красивый, с рыжими усами, благовоспитанный и добродетельный.
В 1909 году родители Шлиппе решили строить в другом своем имении, Чернышине Жиздренского уезда, фанерный завод и приставили к этому делу Николая, Колодези же отдали в пользование
