джинсы.
Он хрипло стонет.
– Не делай так, иначе я никуда не отпущу тебя сегодня, – шепчет он, поглаживая большим пальцем мои губы.
– Тебе и не нужно меня отпускать.
Соловьев отстраняется.
– Что ты сказала?
До меня с запозданием доходит, что я только что ему предложила.
– Э-э-э… – тяну я. – Ну я имела в виду, что…
Это самое безумное предложение, которое я когда-либо предлагала мужчине. Даже когда в садике предложила сбежать всей группой на Северный Полюс – это и то было реальней.
– Ты хочешь, чтобы я смотрел на тебя… В живую, – припечатывает Соловьев и вжимает меня в капот. – Серьезно, Лера? Ждать рядом, пока ты кончаешь для других? Это ты предлагаешь?
Он на взводе и едва сдерживается. А я не могу ответить, потому что он терзает мои губы прерывистыми поцелуями, а его рука пробирается под одежду, под лифчик, который он так и не расстегнул сегодня. Я вздрагиваю, когда его холодные пальцы касаются меня.
Низ живота пылает огнем. Если я коснусь себя сейчас, то кончу еще быстрее, чем вчера.
Хватаю его водолазку и заставляю нагнуться.
– Если ты так и не переспишь со мной сегодня, Соловьев, я тебя прокляну. Мне надо поработать, а значит, ты останешься рядом. Можешь не смотреть, если не хочешь. Но будь уверен, кончать я буду только для тебя.
Он натурально рычит и почти опрокидывает меня на капот, губы горят от его поцелуев. Щетина колется сильнее. Он ударяется бедрами о мои разведенные ноги.
– Это самая безумная вещь, которую я когда-либо слышал.
А потом он приподнимается, нависая над капотом и мной, и говорит:
– Но я был бы еще большим безумцем, если бы отказался. Так что не смей кончать, Лера. Ты обещала.
Глава 12. Макс
Это самое странное, нелогичное и неоднозначное, что я творил за свою жизнь. А успел натворить я немало. Вспомните только тот детский день рождения…
Часть меня вопит от возмущения, ревности и ярости. А к остальным частям просто отлила почти вся отведенная мне господом богом кровь, и уж эти-то желания просты и понятны.
Я никогда не пробовал даже на троих. С двумя мужчинами или двумя женщинами, без разницы. Я прожженный собственник. Я – тот ворчливый сторож, который будет гнать сорванцов от любимой яблони, проклиная их до пятого колена.
Не знаю, как выдержать это. И не знаю, как повернуть назад, когда такого пути, в принципе, не предусмотрено. Отказаться сейчас, значит, отказаться от Леры такой, какой она есть. И снова вернуться к той утренней грязи, от которой я еще не отмылся.
– Воспринимай это как игру, – говорит Лера в машине, касаясь моей руки на светофоре.
Понимаю, что сжимаю руль до белых костяшек.
– Ну. Это… сложно.
Мягко говоря.
– Но я попробую. С чем ты будешь играть?
Этой дубиной в моих штанах я сейчас не только джинсы, но и капот машины пробью.
Как она говорила?
