шум морского прибоя, лето и девушки, которых любил. Забыл я и ту, казалось, единственную, что клала в мой рот крупные чёрные ягоды дикой смородины. И смеялась, показывая ровные зубы. Забылись острова на огромной реке, где за скалой можно укрыться от грозы. В знойный день там прохладно, сосны по песчаному берегу. А вспоминаются через много лет ветки тех сосен, что грустно машут мне лапками, и мотор «Вихрь» – в последние секунды как захлебнуться ему енисейской водой. И я, одиноко стоящий на песчаном пустом островке.
Говорят, настроение человека зависит от света. А его у нас мало. Как ему много быть, если наша земля к Солнцу повёрнута плохо? Потому и подумал: «Что этот Гарант может гарантировать, если в тылу у него окопалась бывшая комсомольская номенклатура? Как же быстро они когда-то ходили по коридорам – расстегнутые пиджачки парусинили! Одни нынче в администрациях трудятся, справки требуют; другие в аренду помещения сдают. Между собою говорят на языке, понятном избранным. Одежда заграничная, престижная у них – это уже о личной неприязни вспомнил, о ценах на аренду помещения для своего кустарного производства. – Какой малый бизнес, кто позволит? При слове «покаяние» они смеются! «Кто есть Господь?» – спрашивают».
Я смотрю на мерцающий оклад иконы «Утоли моя печали», но всё равно… всё равно в памяти встают события печальные. Неспокойно мне от того, что хорошо помню молодые лица заключённых психиатрической тюрьмы. Истончившимися пальцами они стриженые головы гладят. Иногда взгляды бросают на кого-нибудь пронзительные – подозревают в болезни. Всё рассчитано в этой системе «здравоохранения». Продумано. Среди них – молодых, с пальцами почти прозрачными – и тот парень, с рваной губой…
Тяжёлый непроходящий запах мочи в палате. Не переставая, день и ночь в туалете под напором клокочет вода. В закутке-боковушке бьётся о дверь больной клаустрофобией.
«Тётенька, выпустите меня. Я боюсь здесь», – плачет.
«Долой коммунистический режим!» – откуда-то слышится хорошо поставленный голос.
Генерал от психиатрии с сопровождающими прохаживается между коек. Походка у него лёгкая – зверя, подкрадывающегося к добыче. Остановится, по-отечески кого-нибудь погладит, руку на шею положит, раз-другой тряхнёт ею в свою сторону. Рядом мужчина, вида интеллигентного, своими гениталиями интересуется. Недалеко – из ещё неполоманных. Он с нескрываемой ненавистью смотрит на генерал-профессора и его хорошеньких учениц-студенток.
«Где вы, рыцари свободы?! – хорошо поставленный голос и в дальней палате слышен… – Вечная память павшим борцам!» – фамилии перечисляет…
«Я – здесь! Я – здесь!» – соскочит кто-нибудь из молодёжи. Зелёный ещё…
«Болен!» – незамедлительно констатирует диагноз профессор. Руку резко вскинет, как восклицательный знак этим поставит. Согласно ему кивают сопровождающие.
С рваной губой, лет двадцать ему, рот сжимает рукой – плакать ему больно.
