и выстроит неплохой бизнес. Ударится в православие, женится на молоденькой девушке из нужной семьи, родит пятерых детей, одного за другим, купит квартиру на Остоженке, загородный дом по Рублево-Успенскому, дачу в Италии, квартиру в Лондоне, а потом вдруг решит, что устал делиться. И не поделится. Машка не сразу узнает на фото в интернете в хмуром, заросшем щетиной человеке своего Шмакина. Того, смелого и наглого, из восемьдесят четвертого года. И только между делом скажет старшей дочери:
– Смотри, Поль, это же Шмакин, мы с ним в детстве вместе в пионерлагере трубили.
Шмакину придется оттрубить пятнадцать лет строгача.
Минут через десять после завтрака у большой клумбы, усеянной вонючими ноготками, собрались пятеро: Машка с Зюкиной и Шмакин с еще двумя мальчишками из отряда – толстым верзилой Бубиным и очкариком Лейбовичем. С Лейбовичем никто в отряде, кроме Шмакина, не дружил, потому что Лейбович был вундеркиндом и в восемь лет уже имел второй разряд по шахматам.
– В общем, ребза, есть маза, – медленно протянул Шмакин, – давайте играть!
– Во что? – спросили хором Машка с Зюкиной.
– В мушкетанцев! – с пафосом ответил Шмакин, выдвинув вперед правую ногу.
– Мушкетеров, – тихо поправил Лейбович.
– Кого- кого? – Зюкина почесала веснушчатый лоб.
– Зюкина, ты будешь Миледией! – быстро сориентировался Шмакин, Лейбович молча закатил глаза.
– А что это, вообще? – спросила Машка.
– Это книжка такая, французского писателя. – Лейбович поправил круглые очки в черной оправе.
– Мы не читали! – гордо выпалила Зюкина. – Да, Маш?
Машка не читала, но ей было стыдно перед умным Лейбовичем, и она промолчала.
– В общем, правила простые, – продолжил Шмакин. – Ты, Машка, будешь Констанцией, моей возлюбленной, я буду Д’Артаньяном, Лейбович – Кардиналом, Бубин – Партосом, а больше мы никого звать в игру не хотим.
– А я? – надула щеки Зюкина.
– А, да, Зюка, повторяю для тупых, ты будешь Миледией и отравишь Машку – Констанцию компотом. Мы с Лейбовичем все продумали, на обеде сегодня вроде вишневый будет. Вторник же? – И Шмакин вопросительно посмотрел на ребят.
– А если я не хочу? – спросила недовольно Машка.
– Ну, давай ты будешь Миледи и отравишь Зюкину, которая будет Констанцией Бонасье? – примирительно начал Лейбович.
– Ну уж нет! – Зюкина пошла на таран. – Первое слово, Лейба, дороже второго! Я – Миледия, Машка – Монпансье!
– Бонасье! – Лейбович почти шептал себе под нос.
– Вот-вот! – Зюкина победно оглядела поле битвы.
– Ладно, ребза, – сказал Шмакин, – в течение часа мы с Констанцией и Партосом прячемся от вас. За территорию лагеря не заходить! А вы нас ищете. Тихий час мимо. –
