которая у них в подъезде работает, говорит, Петр Иванович раньше диссертацию писал. Только не сложилось. Он диссертацию на этой, на кафедре, кому-то почитать дал, а идеи и украли, так и не написал Петр Иванович диссертации. А потом тот, который украл, вроде приходил, да они так поговорили, что Петр Иванович потом сам же перед обидчиком и извинялся. Его обидели, а он извиняется! Фариде соседка Петра Ивановича рассказывала. Да Фарида и сама видела, как стояли они внизу, возле лифтов, и Петр Иванович вору этому все «извините» да «извините» говорил, только она тогда еще не знала, что этот, второй, вор и есть. Такой уж Петр Иванович человек, все смущается, будто женщина. Будто мыслей своих стыдится и слов стыдится. А ведь когда меня Виктория Львовна с третьего этажа в краже обвинила, не смолчал. Защищать бросился. Красный, как мак у нас в Лолазор стал, так заступался. Заикаться стал. Если бы не он, меня бы, может. и выгнали совсем.
Да только никто не знает свою судьбу.
Я на неделе после Курбан-байрама вышел посмотреть, что мне красить велели, вижу, Петр Иванович, словно мячик моей Баргигул, к дому скачет. И мороженое в руке. А ведь ему сладкого нельзя совсем, он мне сам рассказывал. «Что это вы, Петр Иванович, такой радостный?» – спрашиваю. А у них, оказывается, за день до того встреча была. Целый класс собрался. Тридцать пять лет не собирались, а тут собрались. А все интернет! Как бы я сам со своими общался, если бы не скайп и вайбер? Я ведь сейчас свою Баргигул, лепесток, почти каждый день вижу. И Анко, птичку мою. А у них староста, главная, еще в школе командовала, она-то всех и собрала. В ресторане. В дорогом. Я хорошо работаю, хорошо зарабатываю, тоже в кафе могу пойти, все могу, хорошо живу – грех жаловаться. И на хлеб хватает, и своим помогаю. Но в такой не пойду.
Давно я Петра Ивановича таким не видел. Не идет, а прыгает, вот-вот, будто воздушный шарик, от земли оторвется и лопнет от счастья. Даже страшно за него стало – так радостно человеку.
Я было хотел его об одном деле спросить, а он все про встречу рассказывает. «Был у меня, – говорит, – Махмуд, в школе друг, Гера, мы в детстве в такие игры играли, так проказничали, что сейчас даже не верится. Ты, Махмуд, и представить себе не можешь, что мы проделывали. У меня тогда даже родителей в школу вызывали. А потом мы с ним как-то потерялись, понимаешь? Было у тебя такое, что ты с друзьями расставался и давно не виделся?» Конечно, было, говорю, нас ведь, как Союз распался, по всей России разбросало. Я из нашего села давно ребят не видел. Почти все в России работают. А Петр Иванович не слушает и свое продолжает: «Я так хотел с Герой встретиться. А телефона его не было, записные книжки старые потерял, да и все как-то руки не доходили: сначала мать болела, потом женился, дети родились. Его вчера не было, но мне Тая, староста наша, только что его телефон прислала. Сейчас напишу ему, прямо не терпится».
Нагнулся над телефоном и сам себе диктует: «Герка, привет! Жаль, что тебя вчера не было, давай встретимся, пивка попьем!»
