софы хозяйку и слуг, а кто лежал на софе, и чья нога все время конвульсивно подергивалась, было не разобрать.
Прошло около двух часов, когда я, наконец, решился. Мой друг никогда не отменял задуманного и приучил меня к этому. Решено, значит, решено. Я решил бросать шашку прямо в закрытое окно. Звон стекла, рассуждал я, создаст еще большую неразбериху, и на этом тревожном фоне поступок моего друга при удачном стечении обстоятельств будет смотреться только выгоднее. Я вдруг страшно занервничал, потому что, будучи образцом законопослушности, никогда не совершал даже мелких правонарушений. Рука с шашкой отказывалась начинать замах, я бесконечно озирался, хотя уже почти стемнело, и никого поблизости не было. Продолжая оглядываться и почти не целясь в сторону окна, я кое-как заставил себя сделать бросок. Удивительно, что я не промахнулся. Но шашка все же так и не влетела внутрь.
Оказывается, решительный Холмс и не думал сдаваться. Дождавшись, когда ноги у него окрепли и перестали дрожать, он, вопреки восклицаниям встревоженной мисс Адлер, что, мол, надо бы еще полежать, осторожно доковылял до окна, чтобы подышать немного свежим воздухом и прийти в себя. Когда он отворил створку, шашка ударила его в лоб и отскочила наружу, шлепнувшись в клумбу с нетронутыми розами. Я не дождался, чтобы посмотреть, дымится ли она, и слово «Пожар!» уже кричать не стал. В этот вечер все как-то не очень хорошо и в точности получалось, и я предпочел больше не рисковать. Резвым бегом переполненного надеждами любителя приключений я направился в нашу квартиру на Бейкер-стрит и стал там дожидаться известий.
Холмс появился через два дня и рассказал, что все это время пролежал в этом замечательном доме, полном добрых людей. И пробыл бы еще дольше, если б душевная мисс Адлер не застала его случайно за перетряхиванием содержимого ее бюро. Девушка очень опечалилась и призналась Холмсу, что, ухаживая за ним, успела привязаться и проникнуться к нему глубокой сердечной симпатией. Ее особенно восхитило, по ее словам, то, как ловко мой друг точным движением головой отразил летящий снаряд и спас ее дом от пожара. Но все же, заявила она, рыться в ее личных вещах она не позволит даже ему и потому ждет объяснений. Холмс просто и с достоинством заявил ей в ответ, что он не грязный вор, а уважаемый частный детектив, честно выполняющий свою работу. Напомнив девушке о ее чувствах к нему, он попросил ее не марать и не растаптывать их, то есть обойтись без вызова полиции, и тотчас покинул дом.
Когда через неделю хирург снял с головы Холмса повязку, ничто больше не напоминало нам про эти события. Единственное, заказчику пришлось вернуть задаток за невыполненное поручение. Но кто-то прознал об этой истории, и почему-то подал ее в совершенно измененном виде, еще и выставив меня рассказчиком выгодной для нас небылицы. Я не знал, что и подумать, и растерянно механически перечитывал «Скандал
