без различия! По вечерам, – когда полковник, выпив рюмку – другую водки, начинал горячо толковать с Анной Гавриловной о хозяйстве, а Паша, засветив свечку, отправлялся наверх читать, – Еспер Иваныч, разоблаченный уже из сюртука в халат, со щегольской гитарой в руках, укладывался в гостиной, освещенной только лунным светом, на диван и начинал негромко наигрывать разные трудные арии; он отлично играл на гитаре, и вообще видно было, что вся жизнь Имплева имела какой-то поэтический и меланхолический оттенок: частое погружение в самого себя, чтение, музыка, размышление о разных ученых предметах и, наконец, благородные и возвышенные отношения к женщине – всегда составляли лучшую усладу его жизни. Только на обеспеченной всем и ничего не делающей русской дворянской почве мог вырасти такой прекрасный и в то же время столь малодействующий плод.
По прошествии недели, полковник, наконец, взбунтовался.
– Нам завтра позвольте уж уехать – это нельзя! – сказал он почти рассерженным голосом.
– Можете, можете-с! – отвечал Еспер Иваныч: – только дай вот мне прежде Февей-царевичу книжку одну подарить, – сказал он и увел мальчика с собой наверх. Здесь он взял со стола маленький вязаный бисерный кошелек, наподобие кучерской шапочки.
– На-ка вот тебе, – сказал он, подавая его Паше: – тут есть три-четыре рыжичка; если тебе захочется полакомиться, – книжку какую-нибудь купить, в театр сходить, – ты загляни в эту шапочку, к тебе и выскочит оттуда штучка, на которую ты можешь все это приобресть.
В кошельке было положено пять золотых.
Павел поцеловал у дяди руку. Еспер Иваныч погладил его по голове.
На другой день Вихровы уехали чем свет. Анна Гавриловна провожала их.
– Уедете вы, наш барин опять теперь заляжет, и с верху не сойдет, – сказала она.
– Нехорошо, нехорошо он это делает для здоровья своего! – проговорил полковник.
– Ой, уж и не говорите лучше! – произнесла Анна Гавриловна и глубоко-глубоко вздохнула.
VI
Тонкие отношения
Чтобы объяснить некоторые события из жизни Еспера Иваныча, я ко всему сказанному об нем должен еще прибавить, что он принадлежал к деликатнейшим и стыдливейшим мужчинам, какие когда-либо создавались в этой грубой половине рода человеческого. Моряк по воспитанию, он с двадцати пяти лет оставил службу и посвятил всю свою жизнь матери. Та была по натуре своей женщина суровая и деспотичная, так что все даже дочери ее поспешили бог знает за кого повыйти замуж, чтобы только спастись от маменьки. Еспер Иваныч остался при ней; но и тут, чтобы не показать, что мать заедает его век, обыкновенно всем рассказывал, что он к службе неспособен и желает жить в деревне. После отца у него осталась довольно большая библиотека, – мать тоже не жалела и давала ему денег на книги, так что чтение сделалось единственным его занятием и развлечением; но сердце и молодая кровь не могут же оставаться вечно в покое: за старухой матерью
