беспрерывно жил за границей. Это, кстати, довольно приятный образ жизни – вечно на колесах, везде чужой, никаких обязательств, никаких контактов, кроме рабочих. Вынужденный дышать внешним воздухом, ты постепенно забываешь, откуда ты родом, а то и кто ты такой. Поэтому я воспринял раскопки в Виссу как своего рода возвращение в отчий дом, но в тот момент, когда я восстанавливал связь с родиной, то с удивлением обнаружил, что мои соотечественники, никогда не покидавшие Франции, как будто отдалились от нее, причем до такой степени, что ее история и нынешнее состояние почти перестали иметь к ним касательство.
Муниципалитет Торбея – Большого Пирога (расположенного неподалеку от Виссу) принял решение построить на месте времянок начальную школу. Строители наткнулись на останки средневекового поселения в так называемом Парадизе. Я приехал в Торбей-Парадиз на следующий день после окончания раскопок в Виссу. Согласно документации, строительство нового здания должно было закончиться к началу учебного года. Нам пришлось удвоить темп.
Через некоторое время я заметил, что с насыпной земляной площадки за нами часами наблюдает какой-то старик. Мы привыкли к его молчаливому присутствию. Неподвижность, худоба, лежащие на коленях руки, застывший (немного туманный) взгляд, не сходившая с уст полуулыбка – все это придавало ему загадочности. У меня даже мелькнула мысль, что он недавно перенес что-то вроде инсульта. Выглядел он как склоненная над землей статуя. Скульптура Родена, вылепленная руками Джакометти. Повторяю. Мы к нему привыкли. Если его вдруг не было на месте, мы начинали беспокоиться, не случилось ли с ним чего. Нам его не хватало.
Однажды вечером после работы я подошел к нему и сказал, что, если у него есть какие-то вопросы по поводу раскопок, я с удовольствием на них отвечу. Он представился: «Месье Бухадиба, пенсионер, бывший рабочий с “Больших мельниц”». Потом вдруг грубовато добавил: «Я родом из Сетифа, это в Алжире». И достал из кармана вырезку из алжирской газеты, в которой рассказывалось о реставрации одной фрески начала VI века н. э., случайно, благодаря проливным дождям, обнаруженной в квартале христианских базилик. В 1968 году фреску перенесли в бывший музей, а в 1985-м – в Национальный археологический музей Сетифа. Алжирский министр культуры в своем интервью говорила о «большом значении подобного искусства» и подчеркивала, что «произведения, отражающие мифологические и литературные сюжеты, являются свидетельством богатства римско-африканского общества».
Этот наш первый разговор отличался некоторой асимметрией. Я задавал ему вопросы, он отвечал, но скорее сдержанно, а сам, вопреки моим ожиданиям, вообще не расспрашивал меня о раскопках. Судя по всему, он прекрасно понимал, чем мы заняты, и в очень простых словах выразил восхищение нашей работой.
На следующий день, когда месье Бухадиба появился на своем посту, я подошел к нему. Я приготовил ему сюрприз. Раскрыв перед ним ноутбук, я принялся щелкать
