величие, а Симеон у вас злодей и отступник…»
– Да что судить нам о делах княжеских, – отвечал Некомат, – судит им Бог! Мир явно клонится к гибели и злу – брат восстает на брата, отец на сына. Горе идущему, горе и ведущему! Немцы, которые селятся теперь в Москве и Нижнем, до добра не доведут. Слышал ли ты, что какой-то немец вывез в Москву бесову потеху – стреляет живым огнем!
«О, да какая ж была страсть Божья! – подхватил Истома. – Как выстрелили в первый раз из той адовой потехи, так души у всех замерли – огонь и гром, дым и смрад пошли из ее жерела, словно свету преставленье! Ох! да что уж нынче – и мертвым костям покоя не стало! Затеял какой-то немец копать у нас на Москве ров кругом города – и гробы разметали, и косточки родительские повыкидывали… Прости, Господи, наше согршенье!»
Тут шум и крик народа прервали беседу. Все оборотились ко дворцу, увидели, что князь Борис выезжает из ворот дворцовых, окруженный своими сановниками и боярами. Золото блистало на сбруях коней и одежде князя и свиты его. Некомат и Истома втеснились в толпу, спешившую на встречу князя.
«Вот заступники твои, Симеон, – проговорил тихо Замятня, смотря вслед за Некоматом, – вот люди, которых осыпал ты благодеяниями, которым благодетельствовал отец твой! Первый рубль подкупает их, и первая полтина перевешивает все добро…»
– А Замятня забыл, что на площадях не говорят того, что думают, – сказал кто-то. Замятня оборотился и увидел человека с длинною бородою, в худом нищенском кафтане.
«Эх, товарищ! Плох стал народ!» – отвечал Замятня вполголоса.
– Когда же он был лучше?
«Нет ни совести, ни правды!»
– Правды искать у торгаша Истомы! Кто ищет клада на кладбище, приятель?
«А Некомат, человек, которому благодетельствовал князь наш, послушал бы ты, что говорил он о нем и о роде его!»
– Что говорить ему! Язык его, как добрый жернов, вертится, куда повернут его на вороту, а ворот его серебро да золото!
Они пошли к церкви и тихо разговаривали дорогою.
«Наболтали мне они и Бог знает чего, – сказал Замятня, – а одно залегло у меня в сердце… Послушай: откроешь ли ты мне всю свою душу?»
– Для тебя ничего нет скрытого – спрашивай!
«Правду ль говорил мне Истома, будто Симеон изменил вере отцов своих и отступился от христианского закона? Уверен в нем, но человек в невзгоде так хил, так плох… С чего бы взять ему, окаянному!»
– Нет! он клевещет – он лжет! Симеон не изменил ни слову своему, ни вере своей! Храбр, как меч, тверд, как адамант-камень.
«Но горяч, как раскаленное железо, а мир, с своей славой и почестями, так светится, как звезда полуночная, стол княжеский так слепит глаза…»
– Нет! говорю тебе! Горяч, но добро дороже ему золота и имя честное лучше стола княжеского – он не изменит кресту и вечному блаженству на временные блага!
«Слава
