колыхался огромный узел.
– Как? воровать? – громче всех кричал Порфирыч. – Нет, я тебя не допущу! Извини!..
Узел свалили на крыльцо с рук на руки душеприказчику, который говорил Порфирычу:
– Спасибо, спасибо, брат!
– Помилуйте, васскородие, – говорил Прохор Порфирыч, обнажая голову и в ужасе раздвигая руки. – Как же эт-то только возможно? Я – все меры!.. Ка-ак? воровать?.. Нет, это уж оставь!
– Ты тут ее схватил?
– Да тут-с, васскородие, как есть у самых у ворот. Баррское добро, д-да боже меня избави!.. Что тебе по бумаге вышло – господь с тобой, получай!
– То другое дело!
– Да-с! то совсем другое дело! А то скажите на милость!
– Спасибо! Молодец!
– Всей душой.
Порфирыч осторожно пощупал у себя за пазухой и подумал: «здесь!»
– Я, васскородие, видит бог!
Душеприказчик ушел. Порфирыч долго еще толковал брату: «А то, скажите на милость, такой поступок… целый узел, не-э-эт!» Потом пошел под сарай, запихнул между дров какойто сверток, подхваченный в бою, и, возвращаясь оттуда, говорил:
– Каак? воровать? Нет, ты это оставь!
Лизавета Алексеевна долго билась и истерически рыдала за воротами:
– Из-за чего? Из-за чего? Из-за чего я всю-то молодость – всю, всю, всю… Господи! Грех-то! Грех-то!..
Вдруг она вскочила, отряхнула платье, утерла глаза и быстро направилась в комнату.
– Мадам! – говорил душеприказчик, – пожалуйте отсюда вон… после таких поступков!
– Н-не пойду!..
Лизавета Алексеевна села на стул, прижалась спиной к углу, плотно сложила руки и вообще решилась «ни за что на свете» не покидать своего места.
– С вашим поведением здесь не место… Здесь покойник.
– Н-не пойду! н-не пойду! – твердила Лизавета Алексеевна, дрожа.
– А! не пойдете…
– Голубчик!
Она бросилась на колени.
– Есть в вас бог! не гоните меня! Ради бога… Я ведь с ним, с покойником-то, восемь лет… Ах, ах, ах, ах!
Душеприказчик ушел, махнув рукою.
Поздно вечером душеприказчик, отправляясь спать, поручил за всем надсматривать Порфирычу; на унылого, нерасторопного Семена надежды было мало: где-нибудь непременно заснет. Разошлись все, даже и Лизавета Алексеевна. Прохор Порфирыч вступил в свои права: надсматривал и распоряжался. В кухне дожидалась приказаний стряпуха. Порфирыч, для храбрости «пропустивший» рюмочку-другую водки, вступил с ней в разговор.
– Как в первых домах, – говорил он, – так уж, сделайте милость, чтобы и у нас.
– Слава богу, на своем веку видала, бог привел, разные дома… Вот купцы умирали Сушкины, два брата.
– Д-да-с! Потому наш дом тоже, слава богу… Будьте покойны!
– Не в первый раз… На сколько, позвольте спросить, персон?
– Персон, благодарение богу, будет довольно! Нас весь город знает…
