внимания, некоторое время стоял в стороне и смотрел на работающих людей, затем размашисто перекрестился и громко проговорил:
– Бог в помощь вам, люди!
Векша отметил, что на местном наречии черный человек говорил не очень уверенно, и сделал вывод, что это грек и христианский монах. После того как Владимир объявил всех христианами, их стало много ходить по земле Русской.
Векша недовольно покосился на грека и поморщился. Думает зло. Эти бездельники шатаются по земле и требуют себе все, что им ни попадется на глаза, толку от них никакого. А у местных людей свои боги: Род, прародитель богов, творец мира; Белобог, бог добра, плодородия; Велес – бог скота, мудрости, соперник Перуна; Ярило – бог весны, пробуждающейся природы, любви; Сварог – бог неба, солнца и огня; Даждьбог – бог плодородия и солнечного света, живительной силы; Лада – богиня любви и брака. Главный над ними Перун – бог грозы. Понятные боги и близкие. Векша недавно молился им, и он знает в дремучем лесу тайное место, где стоят кумиры. Еще недавно и князь Владимир молился старым богам. Но поругался он с княгиней, больше смахивающей по облику на греческую монахиню, и, чтобы помириться с ней, откинул чудной номер: напившись до одури, с помощью дружинников-христиан загнал в холодные воды Днепра жителей Киева и объявил всех жителей христианами.
Зло глядя на монаха исподлобья, Векша тоже старательно обмахнул себя крестообразным широким движением. Он старался, потому что хорошо помнил, что Владимир велел всех, кто не крестится по-христиански, топить в реках, а если реки близко нет, то рубить головы. Если не перекреститься, монах обязательно доложит князю, поэтому лучше не полениться и помахать рукой. Хуже от этого не будет.
Монах смахивал на высохшую жердь и был почти на голову выше Векши. Черная одежда висела на нем, как на колу. На его голову накинут колпак, из-под которого, как лисий нос, торчит хищный горбатый нос. Борода на его подбородке кучерявится проволочно-черным каракулем, как у бабы на неприличном месте.
В одной руке он держит покрытый трещинами и грязью посох из вишневой ветки. За его спиной на тонких тесемках горбом торчит тощий полотняный мешок.
Заметив старание оборванного и покрытого грязью дикаря, монах скинул капюшон и открыл лысую, как бесплодный солонец, голову.
Закинув нос вверх, так что стал похож на ворона, готовящегося клюнуть мертвеца в глаза, монах презрительно кивнул головой.
– Спаси тебя Бог! – пропел гнусаво и ткнул в нос аборигену руку для поцелуя.
– И тебя спаси, – ответил Векша, сделавший вид, что не понял движения монаха, – руку целуют только князю, – и сердито отвернулся в сторону баб и детей, которые продолжали работать, не догадываясь перекреститься.
Монах отвел руку и обдал спину Векши презрительным холодом.
Заметив это, Микула, закопанный по пояс в снопах, также поторопился обмахнуться крестом. Он видел, что монах непомерно горделив и заносчив и непременно желчь свою
