теперь ты готова принять от меня помощь? – спросил я.
Мы спустились в метро, поглядывая вокруг – не готовится ли какая-нибудь новая пакость. Но никто нас не тронул. По дороге Кларисса рассказала мне о Фобосе и Деймосе.
– Они – малые боги, – пояснила она. – Фобос – это страх, а Деймос – ужас.
– А в чем разница?
– Деймос, наверное, больше и уродливее, – нахмурилась Кларисса. – Он умеет здорово напугать сразу кучу народа. А Фобос… он как бы более индивидуального действия. Он может забраться тебе в голову.
– От него и пошло слово «фобия»?
– Ну да, – проворчала она. – Он так этим гордится. Все фобии названы в его честь! Вот ведь клоун.
– Так почему они не хотят, чтобы ты каталась на колеснице?
– Обычно ею управляют сыновья Ареса, достигшие пятнадцатилетия. Я – первая дочь, которой это было позволено, неизвестно с каких времен.
– Поздравляю!
– Скажи это Фобосу и Деймосу. Они меня ненавидят… Короче, я должна вернуть колесницу в храм.
– А где этот храм?
– Восемьдесят шестой причал. На «Неустрашимом».
– Так-так…
Кое-что мне стало понятно. Вообще-то я никогда не был на борту старого авианосца, хотя и знал, что на нем устроили что-то вроде военного музея. Там, наверное, имеется куча орудий, бомб и других опасных игрушек. Именно такие места и выбирает бог войны.
– У нас остается еще часа четыре до захода солнца, – сказал я. – Если мы сумеем найти колесницу, то этого хватит.
– Но что Фобос имел в виду, когда говорил «за водой»? Ведь мы на острове, Зевс его забери. Тут со всех сторон вода!
– Он говорил что-то о диких зверях, – вспомнил я. – О маленьких диких зверьках.
– Зоопарк?
Я кивнул. Зоопарк за водой – он мог иметь в виду Бруклин… а может, какое-то место с маленькими дикими зверьками, куда добраться труднее. Какое-то место, где никому и в голову не придет искать колесницу…
– Стейтен-Айленд, – догадался я. – Там есть маленький зоопарк.
– Может быть, – согласилась Кларисса. – Именно в таком экзотическом местечке Фобос с Деймосом и спрятали бы то, что им нужно спрятать. Но если мы ошибаемся…
– У нас нет времени на ошибки.
Мы сошли на Таймс-сквер и сели на «единичку» – автобус, идущий в сторону паромной переправы на Стейтен-Айленд.
Мы сели на паром в половине четвертого вместе с группой туристов, которые грудились у борта на верхней палубе и наперебой щелкали фотоаппаратами, когда мы проплывали мимо статуи Свободы.
– Он создал ее по образу своей матери, – заметил я, глядя на статую.
– Кто? – Кларисса посмотрела на меня, наморщив лоб.
– Бартольди. Тот парень, что изваял статую Свободы. Он был сыном Афины и придал статуе черты своей матери. По крайней мере, так мне говорила Аннабет.
Кларисса закатила глаза. Аннабет была моим лучшим другом и знатоком
