сделал знак почтения, поднял глаза и тут же, будто ослепленный, прикрыл их ладонью. Дама того стоила. Она была метиской, но кровь восточной расы сказалась только на чуть удлиненных ушах и смугловатом оттенке кожи. Все остальное – густые темно-каштановые волосы, пикантный носик, пухлые яркие губы, карие, с поволокой, глаза и стройная, изящная фигурка – принадлежало к имперским образцам в самом лучшем исполнении. Как и ее наряд, шелковая туника, украшенная перьями птицы ках, шитая серебром накидка и замшевые дорожные сапожки. Выглядела она исключительно загадочно и романтично.
– Разделяю твое дыхание, певец. Мое имя – Чарейт-Дор, – сказала дама, описав круг около сердца. У нее был приятный, мелодичный голос.
– И я твое, госпожа, – произнес Тревельян. Командор, старый шалун, развеселившись, буркнул: «Хороша штучка эта Чарейт! Не теряйся, сынок. Я бы с такой не только дыхание разделил!» – «Место неподходящее», – отозвался Тревельян, кланяясь. – Меня зовут Тен-Урхи, и я к твоим услугам, высокородная. Что ты желаешь послушать? Песни о любви, что так приятны дамам, или…
– Или, – сказала она. – Сядь здесь, у моих ног. Я просто хочу побеседовать. Хочу узнать о тебе. Что ты делаешь тут, на краю света, Тен-Урхи? Случайно я услышала о некой девице из Бенгода, которую ты одарил своей благосклонностью. Но, кажется, она тобой пренебрегла?
– Хм, – сказал Тревельян и повторил: – хмм… Сказать по правде, моя госпожа, история с этой девицей – прошлогодний звон струны. Были, конечно, разные девицы в разных городах, но только не в Бенгоде. Это я выдумал, чтобы не обидеть тех… – Он понизил голос и кивнул в сторону занавески. – Не люблю играть на деньги. Выигрываешь чужие, проигрываешь свои… То и другое в равной степени неприятно.
Чарейт-Дор улыбнулась и стала еще прелестнее.
– Ты не простой человек, Тен-Урхи! Чем же на самом деле ты занимался в Бенгоде?
– На самом деле? Хмм… Собирал древние сказания об Уршу-Чаге Объединителе и его воинах, госпожа.
Брови Чарейт-Дор вопросительно изогнулись. Продемонстрировав знание классической литературы, она заметила:
– «Анналы эпохи Разбитых Зеркал», не так ли? Но грозные воины Уршу-Чага – да будут милостивы к нему Трое! – в эти края не дошли. Им не удалось продвинуться за границы Пибала.
Древний император Уршу-Чаг являлся на этой планете кем-то вроде короля Артура, а его соратники – подобием рыцарей Круглого стола. Уршу-Чаг объединил Семь Провинций, положив тем самым начало Империи, а приступая к этому славному деянию, перебил все зеркала в своем дворце, поклявшись, что не увидит собственного лица, пока не расправится с врагами. По легенде это заняло целых тридцать лет, так что Уршу-Чаг узрел в конце концов физиономию старца с седыми баками, расстроился и умер от огорчения. Но его потомки правили Империей до сих пор, а свод «Разбитых Зеркал» пополнялся все новыми песнями.
– Насчет Пибала все верно, – согласился Тревельян, – но один
