и толпа сразу подалась назад, инстинктивно угадав в нем Разина. И правда, это был он.
Костюмом он ничем не отличался от своих соратников, но довольно было взглянуть на него, чтобы признать в нем атамана.
Невысокого роста, широкоплечий и коренастый, он прежде всего производил впечатление силы, а стоило увидеть его взгляд, чтобы понять и ту неукратимую силу, которая могла подчинить себе волю буйной ватаги.
Мещанинишка немного преувеличил, сказав, что из глаз его сыпались искры: в них горел неукротимый пламень. Красивое лицо с правильными чертами, слегка тронутое оспиными рябинами, с короткими усами и высоким лбом было бы обыкновенно, если бы не глаза, в которых чувствовалось присутствие какой‑то сверхъестественной силы.
Разин отвернулся, что‑то молвив своим удальцам, и толпа очнулась и загудела. Не бойся она воевод и стрелецкого войска, она бы разразилась восторженным криком.
Словно чувствуя это, Разин небрежно поправил на голове баранью шапку и снова ласково оглянулся на толпу.
– Вот он, сокол‑то наш! – восторженно крикнул полупьяный казак. – Здрав будь, батько!
– И ты, сынку! – громко ответил Разин и, приняв гордую осанку победителя, а не несущего повинную, вошел в приказную избу в сопровождении четырех своих есаулов.
Князья Прозоровский и Львов важно сидели на своих местах за длинным столом, опершись на свои палки.
Разин вошел, снял шапку и поясно поклонился воеводам.
– Челом бьем на здравии! – сказал он.
– Милости просим! – ответил Прозоровский. – С чем пришел, сказывай!
Разин вынул из‑за пояса булаву – символ своей власти, взял из рук есаула бунчук, положил их на стол и, снова поклонившись, проговорил:
– Мы бьем челом великому государю, чтоб великий государь пожаловал нас, велел вины наши нам простить и отпустить нас на Дон! А что мы с повинной идем, тому в знак принесли мы пушки: пять медных и шестнадцать железных, да пленных своих, что в боях забрали. На том челом бьем!
Прозоровский встал и сказал Разину:
– Государь, по своему милосердию, вины ваши с вас снял и позволил вас на Дон отпустить. Только допрежь вы должны свои морские струги отдать. Мы вам легкие в обмен дадим.
– Ваша воеводская воля! – смиренно ответил Разин.
– И еще заклясться должны, что больше на Руси воровским делом заниматься не будете, а станете царю прямить!
– Мы и так супротив царя не шли!
– Ну, Господь с вами. Государь вас милует, а что сделаете впредь, то и теперешнее помянется!
На этом и кончилась церемония. Воеводы встали со своих мест и вместе с Разиным пошли осмотреть пушки и пленных.
– Да неужто тут и все пушки? – удивился князь Прозоровский, увидя всего двадцать одну пушку.
– По моему взгляду, до сорока пушек было, – сказал Львов.
Разин нахмурился
