халатом.
– А и награбили, удалые молодчики! – добродушно уже усмехаясь, говорил Прозоровский.
– Всего было! – ответил Разин.
День окончился пированием у князя Прозоровского. Воеводы напились с Разиным, хлопали его по плечу и говорили:
– Пошалил, Степан Тимофеевич, и будет! Теперь царю правь, а мы за тебя во как царю отпишем!
– Спасибо на добром слове. Мы все хотим честью, – отвечал Разин, – надоело разбойство это. Казна есть! А мы царю – батюшке всегды прямили. Теперь ему островами поклонимся, что на море взяли.
– Так, Степан Тимофеевич, так!
– Здоровье царя – батюшки!
– Теперь ты ко мне на пир! Мой черед, – лепетал князь Львов.
– К нам, на струги, милости просим! – отвечал Разин.
А тем временем по всей Астрахани рассыпались удалые казаки, наполнив царевы кабаки и тайные рапады. Не считая, они сыпали из карманов деньги, братались с мещанами, посадскими и стрельцами, и скоро пьяное веселье разлилось по всем улицам и площади.
– Гуляй, казацкая душа! – орал пьяный казак, обхватив за шеи двух посадских. – У нас, братики, так: пей, пока ноги держат! Заливай! Грицько, ты куда, вражий сын?
– А туточко, бают, девчины есть! – ответил на бегу другой казак.
– А и мы ж з ним!
На базаре у канавы, распивая огромную баклагу, стрелец говорил с казаком:
– И пойду я к вам. Ей – Богу, пойду! Здесь что. Жрешь толокно, денег не дают, а службу неси. Ну их!
– Пожди трохи, – отвечал казак, – мы еще с батькой назад придем, тогда иди!
– И пойду! Вот тебе крест!
– Тогда и иди! – твердил казак.
Уже небо вызвездило и месяц поднялся, когда казаки вернулись на свои струги. Пьяного Стеньку внесли на его» Сокола» и под дружные удары весел отчалили от пристани.
– До завтра, молодцы! – кричали им с берега.
– Да завтра! – отвечали казаки.
Струги тихо поплыли по озаренной луною реке, и скоро среди ночной тишины до города донеслась дружно подхваченная песня:
У нас‑то было, братцы, на тихом Дону,
Породился удал добрый молодец,
По имени Степан Тимофеевич;
Во казачий круг Степанушка не хаживал,
Он с нами, казаками, думу не думывал;
Ходил гулял Степанушка во царев кабак;
Он думал крепку думушку с голытьбою:
«Судари мои, братцы, голь казацкая!
Поедем мы, братцы, на сине море гулять,
Разобьем, братцы, басурмански корабли,
Возьмем мы казны сколько надобно…»
Песня росла, ширилась, а потом стала доноситься глуше и глуше и замерла… Полупьяный народ стоял на берегу словно зачарованный. Песня взволновала всех; в ней слышались воля, молодечество, бесшабашная удаль.
Сидят все словно в остроге, прикрепленные к дому, к лавке, к молодой жене, а те соколы – никого не знают. Весь свет для них!..
– Эх, и житье
