сообразила, что Алик вряд ли знает, кто это такой, и перешла на более близкий ему репертуар: – Валерия Меладзе? Сосо Павлиашвили? Диану Гурцкую? Только Этери, пожалуйста, оставь в покое. У кого ты будешь денег просить, если ее вышлют? Кстати, она российская гражданка, коренная москвичка.
Алик ничего не ответил, ушел из кухни, где спала Катя, в большую комнату, где спал сам.
Катя думала, что на этом разговор закончился, но не тут-то было. Алик не постеснялся задействовать тяжелую артиллерию: надавить на нее через сына.
Час был ранний, но Катя понимала, что больше не уснет. Она умылась, оделась, торопливо выпила чашку кофе, переделала все мелкие, не оконченные с вечера дела по дому, приготовила завтрак для всех. Алик и Санька дружно ввалились в кухню, сели за стол, после чего Санька завел заранее отрепетированную речь:
– Мам, ты не сердись на папу. Ну, так получилось. Ну, папе правда машина нужна. Дай денег.
– Я берегу эти деньги для тебя. – В душе у Кати все кипело: как Алик посмел использовать сына? Но она старалась говорить спокойно и ровно. – Я ж хочу, чтобы ты в институте учился. На бесплатное отделение тебе не поступить: учишься ты плохо, читаешь из-под палки. Придется на коммерческое. Ты же не хочешь в армию.
Санька тоже вскипел и, что было для него характерно, пошел по самому простому пути:
– Не нужны мне твои деньги! Я лучше в армию пойду! Плевал я на твой институт!
– Саня, Саня, – одернул его Алик, – нельзя так разговаривать с мамой, это нехорошо. Извинись сейчас же.
Но сын спутал все его карты.
– Если это мои деньги, – надрывался он, не слушая отца, – отдай мне их сейчас! Раз мои, что хочу, то и делаю! Я их папе отдам!
– Сынок, – снова вступился Алик, – ты будешь учиться. Ты поступишь на бесплатное отделение. Ты же будешь хорошо учиться, да? А сейчас извинись перед мамой.
Катя не стала слушать извинений. Она вышла в прихожую, надела свое старенькое зимнее пальто на ватине, уже ни на что не похожие замшевые сапожки, вязаную шапочку, пошла в сберкассу и сняла с книжки сто тысяч рублей, что примерно равнялось трем тысячам долларов. Вернувшись домой, она молча выложила деньги на стол перед Аликом.
– Ну, ты молоток, старуха! – возликовал он. – Я верну, ты не думай.
Катя ничего не ответила. Санька ушел в школу, сама она – на работу. Уходя, она слышала, как Алик созванивается с кем-то из приятелей, чтобы тот довез его до автосервиса.
Машину он «долбанул» на редкость удачно: во-первых, никого не задел, во-вторых, это случилось практически рядом с домом. Он сумел руками дотолкать ее до стоянки во дворе. Кате слишком поздно пришло в голову поинтересоваться, велика ли поломка, стоит ли она трех тысяч долларов. Ответ на свой вопрос она получила в тот же вечер. Алик опять вернулся домой поздно, с возбужденно блестящими глазами, благоухая непередаваемым букетом виски в смеси с одеколоном «Фаренгейт».
Она ни о чем не спросила, просто поняла, что он опять был в казино. И что денег своих она никогда больше не увидит.
