Сверток с забытыми плюшками с глухим звуком вывалился на пол, булки раскатились в разные стороны. Полицейский с безразличием посмотрел на них, ничего не сказал и защёлкал в компьютере. «Чёрт! – подумала я. – Ещё одна нелепость! Как с голодного края сбежала»! Добрыня сжал губы, глядя на булки, но поднял их, затолкал в сумку и заговорил с офицером. Я сидела на стуле безучастно, что толку слушать, всё равно ничего не понимала. Расписалась в протоколе, полицейский попрощался с нами и протянул мне руку.
«Начинается!» – вспомнилось недавнее путешествие со Светой из Калининграда в Рим.
Дома я умылась холодной водой и пошла на кухню попить. Добрыня достал лёд из морозильника и отрывисто приказал:
– Садись!
Покорно села на стул. Он приложил холодный пакет к моей щеке, я непроизвольно дёрнулась.
– Потерпи чуть-чуть.
– Не помру, не дождёшься. И не в таких битвах в детстве бывала. Мама всегда ругалась, а отец гордился. Он пацана хотел, Григория.
От ледяного компресса прищурила левый глаз, но переносила стойко.
– Я тоже тобой горжусь, Гришутка, но боюсь за тебя больше, – Добрыня оттаял и улыбнулся. – Это моя вина. Не догадался с тобой инструктаж провести. Даже в голову не пришло, что ты можешь в драку влезть.
– Ещё как могу! – подтвердила я и пошла в ванную.
Стоя под горячими струями, смывала с себя всё – усталость, накопленную злость, страх. Выбралась, завернулась в полотенце и посмотрелась в зеркало. Да уж! Левая щека посинела и распухла. Если бы в тот момент мою физиономию видели дети и Светка, то массовый обморок я бы им обеспечила.
Добрыня ждал в спальне.
– Мазь нашёл, весной колено сильно ушиб. Давай, намажем.
Я спросила, кривясь от холодного прикосновения:
– А что офицер говорил?
– Он очень удивился, это ненормально для женщины. А ты зачем сухой паёк с собой носишь?
– Это не паёк, тебе везла. Забыла.
Он усмехнулся, мягко поцеловал в нос и сказал:
– Обещай, если, не дай Бог, что-то случится, сразу звонишь мне, хорошо?
– Буду стараться.
– И ещё… Что ты всё время от меня защищаешься?
– Не знаю. Постоянно чувствую – как будто нашкодила.
– Так ты и нашкодила, – негромко смеясь, сказал Добрыня. Он попытался меня поцеловать, но я ойкнула – вместе с щекой болели и губы.
Он быстро сходил в душ, мы улеглись и с того момента я точно знала – самое безопасное и уютное место на земле – у него под мышкой. Да, с этого дня ещё несколько прозвищ добавилось к моей персоне. Робин Гуд – всегда цедилось сквозь зубы, когда я неистово отстаивала чьи-то права и Добрыня об этом узнавал, производные от имени Григорий – если что-то натворила, но не смертельно.
Утром, провожая его на работу, поклялась не выходить из дома до самого вечера. Да и куда я могла отправиться с таким расписным фасадом? Похмельный бомж какой-то.
– Как
