лета вместе с Борисом, моим проводником в цветочный мир, в Санкт-Петербурге, скорее всего, в Александро-Невской Лавре, которая сейчас активно восстанавливается. Надеюсь, что я смогу устроиться преподавателем древнегреческого языка, чтобы обучать других «первопоследователей». Борис уже подключил свои связи. К тому же, в Петербурге у него живут родственники, которые нас ждут. И, наверное, мне не хочется знать, что уготовала мне судьба, я буду монотонно плыть к извечной тайне, как спокойная кровь.
А что до нас, где-то между Мурманском и Парижем, да еще и без адреса!, то пора бы нам отбросить эту «односложную нежность».
Санкт-Петербург, июнь 1993 г.
Андрей,
Ты помнишь, как много лет назад ты прочитал мне, когда мы были на веранде, то стихотворение Анны Ахматовой? В переводе Ариса Александру12, если не ошибаюсь. Оно произвело на меня невероятное впечатление, но вот само стихотворение у меня не сохранилось. Однако в библиотеке Алины Никаноровны, двоюродной сестры Бориса, мне попался томик стихов. Она сама выбрала и перевела мне на французский такое вот стихотворение (привожу его тебе в своем неуклюжем переводе на греческий):
Смоленской Богоматери образ на руках мы несли высоко, и на серебряном скорбном ложе наше солнце, наше белого лебедя, многострадального нашего Александра13
Сегодня с этими стихами на устах я начала открывать в ликах города эту незнакомую мне еще поэтессу. Конечно, она давно умерла, но Борис сказал мне, что где-то сохранился ее дом, недалеко от центра, и, что ее потомки бережно хранят ее духовное наследие в одной-двух комнатах. Не знаю, что на меня нашло, но я стала искать этот дом с неистовством, будто бы я приехала в Петербург только ради того, чтобы почтить ее память. Я прошла по дворам-колодцам, воспетым Достоевским, касалась обветшалых оконных рам, видела, как дети бегают друг за другом играя, вымокла под дождем, пока не оказалась в тенистом парке. Не хочу вдаваться в подробности: с большим трудом, но я все-таки нашла дом Анны Ахматовой.
Обшарпанная дверь, старая темная лестница. Я думала, что кто-нибудь покажет мне, куда идти, но зря. Наконец, я попала в анфиладу из двух залов, где на скамьях самым будничным образом были разложены рукописи. Я не знала ни чьи они, ни о чем в них говорится. Я с досадой покачала головой, и ко мне с первого этажа подошел охранник, который сказал: «Вот Анна Ахматова!» и указал на фотографию. Мне показалось, предо мной предстала даже не женщина, а дикая лань с пронзительными серыми глазами. И, увидев мое изумление, охранник довольно засмеялся и снова повторил: «Вот Анна Ахматова!», указывая уже на другую фотографию: и женщина на ней вновь показалась мне редкой красоты лесным зверем, дикой кошкой.
Не женщина, а богиня: лежа почти навзничь на каменном пороге в Царском Селе, она чуть приподняла голову и смотрела на меня призывным взглядом. На трех следующих фотографиях, к сожалению, Ахматова выглядела преждевременно постаревшей
Арис Александру (греч. Άρης Αλεξάνδρου, 1922–1978) – поэт, прозаик и переводчик, главным образом, русской литературы на греческий язык. Считается одним из значительных послевоенных писателей Греции.
А. Ахматова, посвящение на смерть А. Блока (1921 г.):
