много ночей с того дня, как родила Дельхаро Трахилена. Ребенка покрестили и назвали Хадулой в честь бабушки, которая, услышав это, поморщилась и, покачав головой, спросила: «Зачем? Боятся, как бы имя не затерялось?» И вот старуха вновь не спала, хотя казалось, что ее внучке стало лучше. К тому же бессонница была естественным состоянием для Франгоянну – размышляя о тысяче вещей, она всегда засыпала с трудом. Размышления и воспоминания, туманные образы прошлого, вырастали, словно волны, один за другим перед глазами ее души.
Итак, Франгоянну нарожала детей и выстроила для своей семьи маленький домик. И чем больше становилась семья, тем горше им жилось. Да, она построила дом благодаря собственной бережливости, а не за счет сбережений своего мужа. И в самом деле, мастер Яннис Колпак, или Счет, не умел правильно считать деньги: ни сколько поденной оплаты он заработал, ни сколько он получит за четыре, пять или шесть дней, если в день, как плотник третьего разряда, он получал 1,75 или 1,80 драхмы. Когда он порой работал конопатчиком и его поденная оплата была 2,35 или 2,40 драхмы, он, опять же, не мог сосчитать, сколько ему причиталось.
Что он по-настоящему умел, так это по воскресеньям пропивать свою зарплату, практически все до последней лепты33. Но, к счастью, его супруга приняла меры и стала забирать его выручку вечером в субботу. Или же получала ее прямо из рук прораба, конечно не без трудностей и ругани, так как прораб предпочитал отдавать деньги самому мастеру Яннису, придерживая, как он поступал и с другими, десять-пятнадцать лепт в качестве «экстренной помощи», приговаривая: «У меня же дочки, друг, у меня дочки!» Но Франгоянну не проведешь! Она в ответ задавала резонный вопрос: «Только ты, что ли, дочек растишь, мастер? У других, по-твоему, их нет?»
А когда у нее не получалось самой забрать зарплату у прораба на верфи, она выхватывала деньги из рук своего супруга как бы в шутку, «приласкав» его перед этим и приведя в подходящее душевное состояние. Или же она позволяла ему, полупьяному, уснуть и забирала деньги из кармана. В воскресенье утром она давала ему сорок или пятьдесят лепт «на карманные расходы».
Итак, Хадула построила дом благодаря своей бережливости, но что послужило основой ее небольшому капиталу? В этот час, во время бессонной ночи, она впервые призналась себе. Старуха даже своему духовнику никогда не рассказывала, хотя, надо сказать, она вообще много чего от него утаивала. Она признавалась ему только в тех обычных грешках, о которых он и без того знал: злословие, гнев, женские проклятия и тому подобное. Своей матери, пока та была жива, Хадула также ничего не говорила. Однако мать была единственной, кто подозревала дочь, и догадывалась, в чем дело. Хадула действительно намеревалась рассказать все старухе перед ее смертью. Однако перед тем, как отойти к праотцам, она стала немой, глухой и лишилась всех чувств, словно «вещь», как описывала тогда ее состояние дочь, и Янну не представилось возможности покаяться в своем грехе. Отцу и мужу она и подавно не раскрыла свой секрет. А он заключался в следующем. До замужества Хадула начала подворовывать деньги у отца: то несколько пара тут, то полкуруша34 там. Так мало, что
