лет с трех, когда я заболел скарлатиной – и мама тогда (помню, помню!) отвезла меня в больницу на извозчике. Осень 45-го или зима 46-го…
Нет, еще раньше! Помню, как в День Победы – 9 мая 45-го года – я потерялся в центральном парке, куда мы пришли с мамой. Мама на минутку отошла, чтобы мне же купить мороженого – и я потерялся. И она долго не могла меня найти. Все вокруг пели, шумели, смеялись, гремел духовой оркестр – а бедная мама металась по аллеям парка. А я, как потом выяснилось, прилег в клумбе – и заснул. Впрочем, об этом я уже писал, и не раз. Сколько можно? Следует лишь добавить, что в этот же самый день, 9 мая 45-го года, далеко-далеко – в Германии – моему отцу был торжественно вручен орден Красной Звезды. Но об этом я узнал спустя много лет – и не от отца, и не от мамы, а из Интернета.
А примерно через полгода, нет, позже, уже зимой, я попал в больницу со скарлатиной.
Помню, медсестра поднесла меня к окну, подышала на замороженное стекло, протерла пальцем квадратик – и сказала:
– Смотри – там, внизу, на тротуаре стоит твоя мама.
Видишь, машет тебе рукой?
Я всё видел, всё слышал, всё понимал.
И я всё помню.
Помню, как мне ставили болючие уколы, помню противный вкус манной каши, помню даже детскую песенку, которую любили распевать две девчонки из моей палаты. Никогда потом я нигде не слышал этой песни – но запомнил почти весь ее текст. Вот, пожалуйста:
– Как на горке, на горе-ре-ре
Стоял домик в серебре-ре-ре,
В этом домике жил дед-дед-дед,
Хорошо он был одет-дет-дет.
Красна шапочка на нём-нём-нём,
Вся расшита серебром-ром-ром…
Ну и так далее. Там еще было про лису:
– Вдруг откуда ни возьмися-мися-мися,
Появилася лиса-са-са,
Она с гордостью спросила-сила-сила:
«Вы откуда, господа-да-да?»
И так далее.
А потом я чуть не умер. Скарлатина осложнилась пневмонией – и, если бы не американский пенициллин, я бы умер. Так мне врач говорил, и мама тоже так говорила. У нас тогда своего, советского, пенициллина еще не было, вот американцы по ленд-лизу нам и подкинули.
– Скажи спасибо американцам, – подмигнул мне врач.
– Спасибо, – сказал я, оглядываясь – где же эти американцы?
Так американцы меня спасли. Правда, они же меня и чуть не сгубили – ведь через год я отравился американской тушенкой, и мама отнесла меня на руках в поликлинику. На этот раз меня спас наш знакомый врач, который сделал мне промывание желудка – и я воскрес. Помню руки этого врача – толстые пальцы, покрытые рыжими волосами. Помню картину, висевшую за его спиной на стене врачебного кабинета: «Расстрел бакинских комиссаров». Больше я эту картину никогда нигде не видел.
Помню, как, начиная с первого класса, я каждое лето проводил в пионерском лагере, за городом, под Сопкой. Мы ходили в походы, играли в разные игры, жгли костры и пели:
– Чайка крыльями машет,
За собой нас зовет.
Пионеры, друзья и товарищи наши,
Собираются
