и вполне справедливо, а потому, что его бедро случайно прижималось к ее юбкам всякий раз, как коляска перекатывалась через малейшие бугорки на дороге. И каждый раз, когда граф тянул вожжи вправо, его напряженный бицепс слегка сталкивался с ее локтем. Она не могла решить, боялась ли бугорков и поворотов или с нетерпением ожидала их. Но она подозревала второе.
Небо было ослепительно-голубым, что для Лондона редкость, но лорд Рэйвенпорт явно не оценил ни прекрасный день, ни ее общество, ни красоту мира в целом.
– Я не пишу стихов, – повторил он, – и не читаю их. Я даже не верю в них.
– Что за глупость, – сказала Фиона. Она собиралась извиниться за выдумку с цветами и стихотворением, но не смогла оставить без внимания такое нелепое заявление. – Вы можете сказать, что не верите в единорогов, драконов или циклопов. Но нельзя отрицать существование поэзии.
– Можно, – ответил он. – И я только что это сделал. Поэзия не более чем набор высокопарных слов, которые сами по себе кажутся слишком изысканными для обычных людей, выражающихся по-простому.
– Поэзия – это снобизм? – спросила Фиона недоверчиво.
Граф кивнул:
– Абсолютно верно. Ее придумали сентиментальные дураки, которым нечем заняться, кроме как распространяться о такой ерунде, как глаза или губы возлюбленной.
– Ясно, – сказала Фиона сухо. – Поэзия – это снобизм и излишество.
Он наклонился к ней и самодовольно улыбнулся:
– Именно.
– Овидий и Гомер огорчились бы, узнав, как плохо вы о них думаете.
– Без сомнения, – согласился он с иронией. – Шекспир был бы безутешен.
Прекрасно. Если лорд Рэйвенпорт не понял ценности великих произведений гениев литературы, она не собиралась тратить силы, чтобы пытаться изменить его мнение. Как по ней, он мог и дальше жить во тьме неведения. Ей нужен был муж, а не поэт.
Она широко улыбнулась, как будто отсутствие в нем утонченности не беспокоило ее ни в малейшей степени, и внимательно осмотрела окрестности. Дорожка была переполнена фаэтонами и ландо, пешеходами и зеваками.
– Парк сегодня полон народу, – заметила она.
– Ад пуст, все бесы здесь, – проворчал он.
Фиона прищурила глаза:
– Через две минуты после отречения от поэзии у вас хватает смелости цитировать Шекспира?
Граф насмешливо улыбнулся и пожал плечами:
– Даже такие идиоты, как Великий Бард, иногда натыкаются на сокровище.
Она глубоко вздохнула и решила, что не будет с ним спорить. В данный момент он не хмурился, что указывало на заметное улучшение настроения, – и она собиралась этим воспользоваться.
– Я должна перед вами извиниться, – начала она горячо. – Мне не следовало убеждать свою семью, будто это вы послали мне цветы и написали стихи. Пожалуйста, простите меня.
Он
