одного из нас. На Гришином мобильнике.
– Это она! – кричит он и принимает вид затравленного лисой кролика. Словно жена его подходит к квартире Антоныча, а не за тридевять земель. – И что я сейчас должен делать?! Что сказать ей?!
– Что ты орешь? – возмутился Гера. – Скажи, что соскучился. Спроси, когда ждать. И поставь на громкую связь.
– Господи, пронеси… – шепчет Гриша, и я снова убеждаюсь в том, что связывать себя узами брака мне еще рано. Я еще не дошел до того состояния, когда экстрим одиночного плавания перестает фонтанировать и нужна дополнительная встряска. Стокилограммовый Гриша сейчас сидит на стуле и трясется как заяц в норе. Угрозу ему представляет не организованная преступная группа, не войска ООН, не пираты Сомали, а хрупкая, почти невесомая – я удивляюсь, как вообще женщины с таким ростом и весом живут на свете, – жена. Куда бы мы вчетвером ни направлялись, Гриша всегда начеку, как вор на стреме. Он не двойной агент «МОССАДа», не революционер, ему не угрожает ни застенок, ни сама стенка. Но половину выделенного нам на развлечения времени он тратит на создание себе непробиваемого алиби. Я не понимаю, зачем мне постоянно следить, нет ли хвоста, с лупой высматривать на подголовнике сиденья волосы и заглядывать под сиденья в поисках туши для ресниц или помады. И вот эта жизнь – засыпая, вспоминать, предохранялся ли ты позавчера, будучи немножко пьяненьким, и просыпаться дома, размышляя, не вывернуты ли трусы на левую сторону – это как-то не для меня. Точно так же не для меня и осознание собственной вины без достаточных на то оснований. Гришу укусил енот, но Гриша ведет себя так, словно перелюбил всех участниц чемпионата Москвы по фигурному катанию и теперь за это расплачивается. – Да, дорогая?..
– Гриш! – слышу я голос его жены. – Привет, зая!
«Зая», «рыба», «сладкий»… Фашизм не вызывает у меня столько неприязни, как эти животно-гастрономические погонялки. Ну какой Гриша «зая»? Если он зая, то я мыша. Гриша скорее коняшка, это логичнее и наиболее полно раскрывает Гришину суть. Но ни коняшкой, ни бегемошей, ни слоняшей она его почему-то не называет.
– Мое солнышко!.. – хрипит он, водя по стенам безумным взглядом. Я не вижу, но точно знаю – так и есть. – Когда уже ты приедешь?
Я чешу себе пятерней щеку. Если Гришу слушать, не зная самого Гришу, то без труда можно угодить впросак. То есть конкретно представить себе, что Гриша без жены так измаялся, что первым делом интересуется датой ее приезда.
– Мой мальчик вел себя хорошо? – слышу я.
– Не говори глупостей, малышка, – говорит он, глядя на ремень своих джинсов. – Ты же знаешь своего заю. Сложности не для меня.
Так и есть. Пытаться слиться с фигуристкой, а вместо этого подвергнуться атаке чокнутого енота – это для Гриши не сложности. Так, проходной матч.
– Я приеду, проверю! – Она хохочет.
«Скажи ей, что ты тоже проверишь», – шипит Гера. Даже он, далекий от семейной жизни человек, понимает, что уже давно пора переходить в
