был не нужен. Его с успехом заменяли импортный мусоровоз и два таджика, которые каждое утро начинали громко обсуждать на родном фарси последние мировые новости.
Скрипач открыл глаза и присел на кровати. Голова шумела, пора было добавить, но, как выяснилось, запас крепленого на кухне иссяк. Растолкать Груздя в это время было невозможно, и Скрипач с досадой осознал, что придется бежать самому. Хорошо, что полуподвальный магазинчик располагался неподалеку. А если через дырку в школьном заборе, что было вполне безопасно в каникулярное время, так вообще рукой было подать.
Спустившись по трем облупленным ступенькам в магазин, Скрипач сразу заметил за прилавком розовощекую Халу. Приехала она откуда-то из-под Донецка – то ли спасаясь от бомбежек, то ли надеясь найти принца на белом мерседесе, которого в родной Донетчине отыскать было проблематично. Чернобровая дивчина лет тридцати при каждой встрече бросала недвусмысленные взгляды на уличного музыканта, который, несмотря на потрепанный вид, был мужчиной хоть куда. Если бы не седые волосы и не слегка помятое лицо, то его вообще можно было принять за исполнителя главной роли в рок-опере всех времен и народов.
Впрочем, шансов у Халы было мало: после развода у Скрипача некоторое время еще случались адюльтеры, но постепенно бормотуха успешно заменила ему женский пол и все переживания, с ним связанные.
Сексапильная продавщица, приветливо кивнув и ничего не спрашивая, достала с верхней полки нечто северокавказское и молча поставила на прилавок перед постоянным покупателем. Тот выскреб заработанную накануне наличность и молча показал продавщице четыре пальца. В итоге домой Скрипач отправился со стратегическим запасом, которого обитателям проспиртованной квартиры должно было как минимум на два дня.
Груздь, расположившись на табуретке у окна, завтракал выброшенной кем-то лазаньей, которая, судя по запаху, наполнявшему кухню, пролежала в мусорном баке со вчерашнего утра. Впрочем, желудок у бывшего лектора был луженый, да и то количество спирта, которое туда поступало, не оставляло ни малейшего шанса болезнетворным бактериям. С радостным мычаньем выхватив у приятеля заветную бутылку, Груздь широким жестом пригласил его к столу.
От лазаньи Скрипач отказался, сделал себе омлет из яиц и молока, которые благоразумно подсунула ему добросердечная Хала, и налил по первой.
Очнулся он часам к трем. Все утро они провели с Груздем, как обычно, в интеллектуальной беседе – обсуждали нового участкового, спорили на актуальные темы внешней и внутренней политики, включая важнейший для всех граждан Российского государства вопрос: пьет Путин тайком или нет.
Хмель прошел, накатила обычная в таких случаях депрессуха, но добавлять Скрипач не стал: НЗ на вечер – это святое. Он побрел в ванную, засунул голову под воду и через несколько минут уже вышагивал по переулку в направлении
