успеть можно очень многое; многое, но не все, учил его Каспар, его названный отец. Нехорошо это – сделать все. Как только небеса заметят такой момент, они тут же заберут тебя к себе, ибо человеку, который все переделал на земле оставаться на ней нет никакого проку. Он будет мешать остальным: путаться под ногами и показывать им, как бездельник, дурной пример. Он прошел по двору и остановился; его ранние подъемы совсем потеряли смысл, после того как в их селе организовался колхоз. Всю крупную живность свели туда, в наспех сооруженную ферму и ему не осталось почти никаких дел во дворе, населенном одними курами. Правда, потом те, кто все это затеял, одумались и коров вернули, а лошадь и овцы остались на ферме. Иногда Георг навещает своего бывшего кормильца; при последнем свидании признал: дела у мерина пошли намного лучше, у него даже немного заросли шерстью следы от постромок. После того, как из района стали присылать трактор на пахоту, жизнь кунанских лошадей перешла в иную плоскость. Самым трудным делом стали телеги с зерном и сеном, но это уже не букер* по тяжелой, пересохшей от летнего зноя земле. Кажется, мерин несколько раздобрел и раздался в боках, но хлеб старый Дюбуа носит ему исправно.
Вчера он предложил внуку Василию съездить с ним в Евпаторию; он давно полюбил этот маленький городок, и теперь разлука с ним на срок более двух-трех месяцев становилась тягостной. Может быть оттого, что он напоминает ему Марсель – место, в котором прошло его детство, период его жизни настолько отдаленный, что память о нем уже едва теплилась и лишь иногда, зыбко и неясно пробивалась в стариковских сновидениях. Сны в его возрасте примечательны тем, что не всегда удается четко разделить – это уже снится или пока наяву продолжаются воспоминания, вызванные копанием в сокровенных уголках все еще ясной памяти. Конечно же, море в первую очередь придает Евпатории сходство с тем, далеким уже во всех отношениях городом и еще цветущие акации на набережной. Там тоже были деревья, он уже не совсем уверен какие, скорее всего, каштаны или может платаны. Здания на марсельской набережной несопоставимы по размерам с этими, но память услужливо стирает всякие архитектурные и объемные различия. Он родился в Марселе, где прожил тринадцать коротких детских лет и отправился на войну в далекую Россию, чтобы отомстить за своего деда, боевого генерала воевавшего под началом великого императора. Отправился, чтобы остаться в ней навсегда, вместе с десятком своих товарищей по оружию. Бросил их родной брат отца капитан Самуэль неподалеку от Ак-Мечети, откуда вынеслась сотня русских казаков в тот момент, когда они набирали пресную воду в прибрежной балке. Но дело было не только в казаках или, скорее всего, вовсе не в них. Самуэль Дюбуа, как после стало известно, специально оставил своего племянника на чужом берегу: в случае невозвращения Георга во Францию наследником всех богатств семейства Дюбуа становился сам Самуэль. Они все остались в этой затерянной в тарханкутской степи деревушке, поскольку упорно дожидались своего судна, считая,
