тут, як на иголках, Червонный Валет. Помнишь, гутарил месье Дарий: «Мечта раба – выбрать на невольничьем рынке себе хозяина».
– Помню, и что?
– А то, что ты с нею… – Гусарь набрал в грудь побольше воздуха, – и есть тот раб. Живешь – не живешь. Спишь – не дышишь. Скажи – не так.
– Слушай, – перебил его Алексей. – Говорил ты тут много, жаль толку чуть. Где живет? Как зовут? Опять все сначала…
– Все, да не все. Ты что ж думаешь, я вокруг нее, як на выставке, дурачиной хаживал? Знаю теперь, и где живет, и как звать.
– Откуда? Как сумел? – Радость залила лицо Алешки. Ему даже показалось, что весь воздух в комнате посветлел и засверкал праздничным блеском.
– А що тут сложного? – Гусарь озорно щелкнул пальцами. – Прошелся близехонько пару раз, когда она со своей гувернанткой гутарила, а позже взял да и проследил.
– Ну, ты голова, Сашка! – Кречетов приобнял за плечо друга. – Мне, как ты, вот Бог, никто не помогал. Так как ее имя?..
– Бася.
– Ба-ся? – растерянно повторил Алексей. – Это ж… кто она?
От неожиданности и удивления слова прилипли к его языку и никак не желали отклеиваться.
– Известно кто, це панночка-полячка. Недаром, видать, у костела стояла. У них с этим строго. Так что выброси свою «муфточку» из головы. Она польская дочка, а Польшу нынче не жалуют… Да и веры ты с нею разной, – безнадежно махнул рукой Гусарь. – Кто разрешит, кто узаконит?
– Плевать. Где живет?
– Погоди ты, вдумайся, я ж от сердца. Я мыслю…
– Все твои мысли уместятся под навозным жуком. Где живет она?!
– Ну, брат, ты и вправду влюблен без памяти.
– Не надо! Я ничего не делаю без памяти. Так скажешь ты наконец, или нет? – Скулы Алексея дрогнули.
– Угол Александровской и Московской, не доходя дома Барыкина… Славная хата на два этажа, с мансардой… Калитка кованая, денег богато, видать… Над парадной фонарь, а во дворе не то сторож, не то дворник со здоровым кобелём цепью играл. Он тоже по-ихнему лопочет, ражий такой, у кожаном фартуке, як мясник… Ну, що приуныл?
Замешательство Алексея поднималось, как тесто на дрожжах, с каждым услышанным словом. «Эта барышня тебе не по зубам…» – вдруг услышал он в себе чей-то чужой голос.
– Да, все это и впрямь требует раздумий, – наконец выдавил он и поник головой.
– Брось, – беспечно протянул Сашка. – Порой и случай вершит дела. Ее гипноз – твой страх сделать первый шаг. Ты это… давай смелее. Раз любишь – действуй. Це важно, оченно важно! Там, может, и нет ничего, а ты обратно свое заколачивай… Здоровеньки булы, понял?
– Ты это о чем? – Алешка подозрительно посмотрел на приятеля, но тот лишь пожал плечами, поглядывая на бьющуюся о стекло золотую пчелу.
«Лишь бы не гулёная девка была… Знаем мы таких… надо – при первом свидании голяжки покажет, ежли целковый пообещать, – подумал Сашка, но вслух сказать остерегся: Кречет в волосы вцепится – не простит».
– А
