дни и года.
Это память горчит
Перезрелым плодом,
Это сад мой скорбит,
Зарастая вьюнком.
Все уходят… Уходят.
И мне ни к чему
Доживать несвободу,
Листая тюрьму…
Я уже не смогу, —
Ну и что ж, ну и что ж, —
Режет душу на вдохе
отчаянья нож.
Я сгораю дотла
Под холодным ножом, —
Ты не зло, ты не зла,
Я опять не о том:
Просто плоть остывает
Уже навсегда,
И не раны виной,
А бессонниц года,
И бездонная память
О самом больном, —
Я молчу, остывая,
Под острым ножом.
Говори, не молчи, —
На душе – горький лёд,
Моя память горчит,
Но под утро – умрёт.
И утихнет под утро
Усталым дождём, —
Умирать – это мудро, —
Затем и живем.
Нас забудут
Нас забудут. Наверно, так надо.
Я б сумел, но зачем и к чему? —
Этот морок увядшего сада
Я прощу и, наверно, приму.
Я прощу и обиды забуду —
Нет любви без прощенья обид —
Только эту простую простуду
Мне не скрыть: я убит, я – убит.
Я убит и уже не воскресну, —
Остывающий лоб не целуй,
И мою недопетую песню
С каменеющих губ не воруй.
Не воруй – ибо нет этой песни:
Мертвецы никогда не поют.
Я убит и уже не воскресну, —
Похоронку другой принесут.
Жизни нет
Есть степенность у степени этой, —
Сквозь себя, сквозь Сизифов надрыв,
Я вращаю устало планету, —
Я вскрываю себя, как нарыв.
И скользят, ускользают ступени —
Нет опоры ногам и душе —
Жизни нет для меня на коленях,
Но и стоя не выжить уже.
Ну и что, что грызут по живому,
Ну и пусть, – мне уже ни к чему
Возвращаться к забытому дому,
Превращённому кем-то в тюрьму.
Исчезаю усталою тенью,
Не склоняясь в чужом падеже, —
Жизни нет для меня на коленях,
Но и стоя не выжить уже.
Их жернова...
Бессмертны песни, сказки и стихи,
которые Любовь в Душе родила...
Ну, а злодей или его могила —
Здесь ненадолго. Тяжкие грехи
имеют свойство рассыпаться в прах...
Слова наветов, злобного коварства —
политы ядом. От него лекарство
заложено
