срок льготы – от реального начала «упражнения в хлебопашестве»). И как только этот устав огласился – в колонии вернулись из самовольных отлучек больше евреев, чем считалось в отлучках[317].
К 1829 были разработаны и более подробные «правила [для] евреев-земледельцев»: и отпуск в мещане при уплате всех долгов; и разрешение отлучек до 3‑х месяцев для заработков в сроки, свободные от полевых работ; и наказания для самовольных отлучников; и награды для отличившихся хозяев. В. Н. Никитин признаёт: при сопоставлении строгих обязанностей, налагаемых на евреев-земледельцев, «с правами и преимуществами, данными исключительно евреям, [и] с теми, какими пользовались прочие податные сословия, – нельзя не признать, что правительство очень благоволило к ним [евреям]»[318].
И вот с 1829 по 1833 «евреи усердствовали в качестве землепашцев, судьба награждала их урожаями, они были довольны начальством, оно – ими, и общее благополучие нарушалось лишь мелкими случайными явлениями». (После турецкой войны 1829 года – еврейским поселенцам, как и всем колонистам, «простили всю недоимку в податях… за „тягости, какие они несли от следования… войск“».) Но вот, по донесению Попечительного комитета, «неурожай 1833 г., сделав невозможным удерживать их [евреев] в колониях, открыл многим из них, не имевшим доброй воли и желания упражняться в сельских занятиях, – средство не сеять ничего, или весьма мало, сбывать скот, бродяжничать, домогаться пособия и не платить податей». В 1834 они, случалось, «выданный им хлеб – продавали, а скот – резали, и так поступали даже и те, которые не имели в том существенной необходимости», а местное начальство, по затруднениям в надзоре, не в состоянии было предупредить «множество пронырливых изворотов со стороны поселенцев». – Неурожаи же у евреев «случались чаще, нежели у прочих поселян, потому что, кроме незначительных посевов, они обрабатывали землю безпорядочно и несвоевременно», действовал «переходящий от одного поколения к другому навык… евреев к лёгким промыслам, беззаботливости и небрежности в надзоре за скотом»[319].
Кажется: 30‑летнего злосчастного опыта с еврейским хлебопашеством (ещё и на фоне опыта мирового) было уже достаточно для российского правительства, чтобы откинуть эти пустые попытки и траты? Нет! Не доходили до Николая I эти унылые донесения? скрашивались министрами? или неутомимая энергия и неспадающая надежда толкали императора на новые попытки?..
И вот в новом, 1835 года, высочайше утверждённом Положении о евреях (результат работы «директорского комитета») – еврейское земледелие было не только не откинуто, но ещё расширено, поставлено на первое место в устроении еврейской жизни: «Устроить евреев на таких правилах, кои, открывая им свободный путь к снисканию безбедного содержания упражнением в земледелии и промышленности и к постепенному образованию их юношества, – в то же время
