ответил Томлинсон, – но только не все сразу. Потому как скоро я буду вызывать на допросы. Так что уж постарайтесь быть здесь к десяти часам.
Джессика торопливо поднялась и направилась к двери. За ней потянулись с полдюжины сотрудников, в том числе и я. Похоже, никого не грела перспектива остаться в компании с разъяренным Грегори Блэком хотя бы еще на полчаса.
Ждать, когда меня вызовут на допрос, пришлось до одиннадцати утра, и, к раздражению Грегори Блэка, я был вторым в этом списке после Патрика Лайала.
Не знаю, сделал ли это инспектор нарочно, с целью еще больше досадить Грегори, но допросы проводились в его кабинете, и старший инспектор Томлинсон разместился за его столом в кожаном кресле с высокой спинкой, которое обычно заполнял своей объемистой фигурой Блэк. «Ничем хорошим это не кончится, – подумал я, – особенно когда полицейский приступит к допросу самого Грегори Блэка».
– Итак, мистер Фокстон, – начал инспектор, изучая какие-то бумаги на столе, – насколько я понимаю, вы были в субботу днем на скачках в Эйнтри, и там же, прямо на месте вас допросил один из наших коллег.
– Да, – ответил я. – Детектив Мэтьюс.
Он кивнул.
– У вас есть что добавить к уже сказанному?
– Да, есть, – ответил я. – Вчера я пытался дозвониться инспектору Мэтьюсу. Но не получилось, и я оставил ему сообщение с просьбой немедленно перезвонить мне, но он этого не сделал. Дело вот в чем.
И с этими словами я достал из кармана сложенный листок бумаги, обнаруженный в кармане пальто Геба, развернул его и положил на стол так, чтоб инспектор мог прочесть. Сам я знал эти слова уже наизусть. «ТЕБЕ СЛЕДОВАЛО ДЕЛАТЬ, ЧТО ГОВОРЯТ. ТЫ ЕЩЕ ПОЖАЛЕЕШЬ ОБ ЭТОМ, И ЖДАТЬ ОСТАЛОСЬ НЕДОЛГО».
Несколько секунд он рассматривал записку, потом поднял на меня глаза.
– Где вы это нашли?
– В кармане пальто мистера Ковака. Он оставил пальто у меня в машине, когда мы приехали на скачки. Я обнаружил пальто только вчера.
Инспектор вновь принялся изучать записку, не прикасаясь к ней.
– Почерк вам знаком? – спросил он.
– Нет, – ответил я. Да и откуда? Ведь слова были выведены аккуратно, крупными печатными буквами, каждая очень четко и раздельно.
– И вы прикарманили эту записку? – Вопрос, с моей точки зрения, был чисто риторическим, ведь он сам видел, как я только что достал ее из кармана и развернул. Я промолчал.
– А вам не кажется, что это может быть уликой? – спросил он. – И присваивать такую вещь, да еще и свертывать ее таким вот образом означает одно. Это может значительно осложнить проведение экспертизы.
– Она уже лежала свернутой у него в кармане, – стал защищаться я. – И откуда мне было знать, что это, до тех пор пока я ее не развернул?
Он снова уставился на записку.
– Как думаете, что это означает?
– Понятия не имею, –
