если не в переходах метро, так в привокзальных киосках, где в дорогу запасаются бутылкой «евьяна», газетой, бутербродом или просто жвачками с хлорофиллом. Или я терял связь с реальностью?
В переводе, откровенно школярском, дословном, терялся и весь сарказм автора, который русскому читателю стал необходим как острый соус. В результате возникало впечатление, что речь в книге идет о похождениях самóй нечистой силы, ни много ни мало, которая буквально не дает продохнуть своей жертве. Жертвой являлась сама Россия, она-то умела выставить себя на посмешище. А вся соль – земли, России, самой этой пародии – в аллегории. Разумеется, самой смелой, чего уж там. Раз уж мир это чья-то выдумка, раз уж всё в нем так виртуально и погрязло в пикселях, в «цифре» из одних шестерок, допускается теперь всё.
Из развлекательного опус на глазах перерождался в мрачноватый пасквиль. Хотя сам «Иванов», антигерой, выведен был настолько точно, так мастерски манипулировал людскими душами, искушая их славой, а себе оставляя деньги, что я вдруг спросил себя, а не принадлежит ли авторство самому Николай-Николаичу? Что, если и он тайком переводит деньги на бумагу? Ведь не мог же он, в его-то положении, печатать всё это под своим настоящим именем. Хорош был бы автор литературного произведения, наряженный в костюм за пятнадцать тысяч евро, с идеально завязанным золотистым галстуком на груди.
Об этом я ему и сказал. Он долго, не без самообольщения улыбался.
– Нет, до этого я пока не дошел… В отличие от некоторых. Если уж опускаться, то ради чего-то стоящего, а не просто так, из тщеславия, – едко отшутился Николай-Николаич. – Я грешу там, где можно что-то заработаться, а не потерять.
– Некоторые – это я?
– Ну, разумеется. Я бы на вашем месте перестал обижаться, кровь себе портить. Грешен так грешен. Да ладно, давайте о книге поговорим. Переделать и издать, – без преамбул перешел он к делу. – Переписать, я думаю, нетрудно… Носителю языка. Что вы думаете?
– Как раз переписывать бывает трудно. – От размаха проекта я даже опешил. – Это что, разве не носитель языка? – Я показал на стопку листов с французским переводом. – Не француз переводил?
– С деньгами можно всё. Когда вы, наконец, поймете? – тоном искусителя гнул свое Николай-Николаич.
– Кстати, ваша бумажка, которую вы мне прислали… отчетные данные по продажам… говорит о том же. Они не допускают честности в отношениях, – сказал я.
Они – я так и сказал, сознательно прибегая к неясности.
– Это как же? – Николай-Николаич с оживлением искал зажигалку, чтобы прикурить сигариллу. – Деньги, что ли?
– Говорили мы с вами одно. А получаю я другое. Ведь там цифры фальшивые. Начиная с отпускной цены. Если им верить, вы продавали книгу себе в убыток, и деньги должен вам я.
– Так и есть.
– Нет, это не так, – возразил я. – Но судиться с вами я не буду.
Он не обижался. Я давно подмечал в нем эту черту – способность по достоинству оценивать собеседника.
