оставаться открытым, то лучше всего дифференцировать способы выражения таким образом, чтобы высказывания о соответствующих предметах фиксировались в прямом смысле, высказывания о представляемых предметах – в модифицированном. Тогда предложение «каждому представлению соответствует предмет» является ложным, предложение «каждое представление представляет предмет» – истинным. Правильная противоположность первого гласит: в отношении не каждого представления «V» имеет силу относящееся к нему экзистенциальное суждение «V есть». Напротив, последнее предложение означает: каждое представление может при [условии] предположения функционировать таким образом, как если бы оно было в предметном отношении безусловным; оно может становиться представлением субъекта в различных значимых (т. е. гипотетически значимых) категорических предложениях, и их (гипотетически предполагаемым) предметам полагаются, следовательно, те или иные свойства, а другие, в свою очередь, нет, совершенно так же, как если бы представление было безусловно значимым, только чтобы все эти предикации как раз сами находились в качестве лишь условных или в дополнительной критической рефлексии сводились к разряду лишь условных. Суждение о предметах, вопрос о существовании которых остается открытым, есть не что иное, как условное суждение на основе представлений, вопрос о значимости которых остается нерешенным, следовательно, остается гипотезой. Особенно на наши способы выражения оказывает влияние, как было показано, то обстоятельство, что мы, следуя естественной склонности нашей экономии мышления, имеем обыкновение перескакивать от условного суждения к безусловному, при этом поправка вносится благодаря склонности проводить, где бы это ни было необходимым, требуемые ограничения и использовать полученные суждения в других мыслительных связях, для которых соответствующее предположение более не образует само собой разумеющегося основания, только как условные.
Однако какими бы ни были психологические мотивы, которые определяют наши высказывания о представляемых предметах то в прямом, то в модифицированном смысле, ясно, что только значение является незаменимым и первичным определяющим фактором (Bestimmung) субъективного представления, между тем как отношение к предметам указывает на разнотипные связи истин, в которые вступают значения. Сам предмет, если он вообще существует, мог бы быть иногда имманентным субъективному представлению; однако таков ли он или нет, его объективное содержание не испытает из-за этого никакого изменения, оно определено как раз исключительно «содержанием». Один, возможно, видит Бисмарка, другой его лишь представляет, объективно оба представляют то же самое, и это осталось бы также в силе, если бы мы имели право считать видение адекватным созерцанием. Оба имеют в своих актах то же самое значение и относятся к тому же самому предмету. То, что один [из них] воспринимает, то, что он в состоянии высказать очевидное экзистенциальное суждение, дает
