за освобождение без земли…
Как смотрел на дело преемник Ростовцева – легко понять. По убеждениям, точнее предрассудкам своим, граф Панин, до назначения его председателем Редакционной комиссии, принадлежал к явно крепостнической аристократической партии. Огромное же большинство Комиссии, в составе которой продолжали оставаться главные ее вдохновители и руководители: Н. А. Милютин, Я. А. Соловьев, а также Ю. Ф. Самарин и кн. В. А. Черкасский – придерживались программы либеральной «западнической», усвоенной после некоторого колебания и славянофилами[184].
Какой образ действий усвоит себе новый председатель при исполнении своей трудной миссии? Личный такт, уменье ладить с людьми и привлекать их своею обходительностью и добродушием могли бы несколько облегчить щекотливую роль гр. Панина, поставленного в качестве председателя в положение естественного посредника для установления между борющимися партиями примирительных компромиссов. Но именно личные качества его так мало соответствовали подобной роли, что положение его в Комиссии во все время ее существования было весьма неблагодарное и тяжелое, иногда комичное, а подчас просто невыносимое, даже унизительное.
Типичный представитель старой николаевской бюрократической системы, изучивший жизнь только сквозь призму бумажного производства и чрез окно своего кабинета (он даже с своим alter ego Топильским сносился занумерованными бумагами), гр. Панин вдруг сталкивается с столь трудным и сложным вопросом[185], как крестьянский. Магнат-деспот, привыкший всю жизнь с аристократическою брезгливостью смотреть на людей только с точки зрения «кастовых» отличий, разветвлений генеалогического древа и табели о рангах[186], привыкший слышать около себя одно лишь подобострастное «так точно» и «рад стараться!»– вдруг сталкивается лицом к лицу, в составе Редакционной комиссии, с людьми нового образа мыслей и действий, которые вовсе не спешат выставить, подобно гр. Панину, напоказ свою политическую и нравственную пустопорожность, не возводят в принцип свои молчалинские добродетели, а напротив осмеливаются горячо отстаивать свои убеждения. Человек, считавший согласным с честью менять свои «убеждения» по соображениям личной выгоды, по мере надобностей начальства и в свою очередь превращавший своих приближенных в обезличенные, истертые пешки запуганной и безответной исполнительности, – вдруг на старости лет узнает, что не в пример «порядочным» людям «высшей касты»[187] (т. е. богатым аристократам), между небогатыми людьми, с маленькими чинами и даже без чинов[188] встречаются лица независимые, с твердыми, дорогими для них убеждениями, которых они не приносят в жертву соображениям карьеры или рабской угодливости. Эти «смельчаки» дерзают в совещаниях Редакционной комиссии говорить «нет!» там, где гр. Панин говорит «да!», и наоборот. Ему, привыкшему говорить и слышать только подобострастное «слушаю-с», кажется,
См. Письма И. С. Аксакова. Т. III. С. 291.
Иногда членам Комиссии стоило неимоверных усилий разъяснить Панину самые незамысловатые практические вопросы. См., например, с. 728–729 н. с. Семенова. Т. II. «Гр. Панин, – пишет г. Семенов, – как будто никогда не предвидел, что к исполнению
О дореформенном времени Валуев в Дневнике пишет: «Россия тогда кончалась XIV классом. Ниже этой степени, кроме солдат, которые имели коллективное, машинное значение, и купцов, представлявших род промышленной прислуги,
См. выше разговор гр. Панина с гр. Бобринским об «убеждениях».
Я. А. Соловьева (колл, советника) кн. Черкасский утешал тем, что он только титулярный советник, что равного себе чином он ни в каком другом, почтенном государственном собрании и присутствии в России встретить бы не мог, а Петр Семенов (секретарь Комиссии) прибавлял, что у него вовсе нет чина, так как не просил еще об утверждении в чине по ученой степени (Н. С. Семенова, I, 727).
