прежнее направление[195] в работах Редакционной комиссии, коей члены оказывали председателю своему упорное сопротивление. Единомышленники гр. Панина с своей стороны требовали, чтобы он положил преграду слишком далеко зашедшим друзьям «Колокола»[196], т. е. членам Редакционной комиссии, которых соратник гр. Панина, М. Н. Муравьев, называл без обиняков «грабителями»[197].
Каков же был метод, избранный гр. Паниным? Во вступительной речи своей он заявил себя довольно примирительно, указав на то, что дворянская партия «нередко опрометчиво и неосновательно укоряла Редакционную комиссию». Он даже употребил такую фразу: «За крестьян между нами нет представителей, и потому нам самим предстоит отстаивать их»[198].
Была ли эта речь со стороны гр. Панина дипломатическим маневром, или сказалась в ней хорошо известная всем его приближенным черта – бестолковость, способность не согласовать посылок с заключением[199], —но только последующее поведение графа не вполне согласовалось ни с этим обещанием[200], ни с вышеупомянутою его profession de foi об исполнении воли Государя, «вопреки своим убеждениям».
В первых же заседаниях Редакционной комиссии гр. Панин делал попытки добиться от нее существенного изменения постановлений, принятых при Ростовцеве[201]; но когда такие попытки разбились о стойкое противодействие членов ее, предводимых Н. А. Милютиным, гр. Панин стал отстаивать частичные выгоды в пользу помещиков в ущерб крестьянам. Видя бесплодность своих усилий, гр. Панин, у которого отношения с большинством членов делались все более и более натянутыми, стал в качестве тонкого казуиста прибегать ко всевозможным уверткам для оттяжки дела… Прения затягивались, протоколы задерживались неделями, заседания назначались в дни, неудобные для членов, и даже протоколы «исправлялись» в духе помещичьих вожделений председателя. Но пришлось отказаться и от этой системы подтасовок, так как члены уклонялись подписывать протоколы, не соответствовавшие действительности. Когда однажды такой маневр был выведен Н. А. Милютиным на свежую воду, уязвленный гр. Панин побледнел и, задыхаясь, сказал: «Так это, значит, вы выражаете сомнение в моем слове! Это случается со мною в первый раз в моей жизни»[202]… От системы «обструкции» пришлось также отказаться ввиду прямого предписания Государя окончить работы к октябрю 1860 г. Только впоследствии в Главном комитете гр. Панину удалось провести довольно существенные изменения в проекте Редакционной комиссии, причем, вопреки первоначальному проекту ее[203], допущен был даже так называемый сиротский или гагаринский надел. В Главном комитете гр. Панин играл очень двусмысленную роль, набросив тень на правильность цифр поземельного надела, выведенных под его же председательством Редакционною комиссией[204].
Закрытие Редакционной комиссии происходило при удручающей обстановке (столкновение между большинством и членом ее, агентом Муравьева,
Подобные колебания продолжались до конца реформы. После смерти Ростовцева Государь полагал, что проект Редакц. комиссии может быть изменен «только в подробностях» (см. н. с. Семенова. С. 634); по окончании же ее работ, при приеме членов Редакционной комиссии, Государь заявил: проекты ее «вероятно будут подлежать значительным изменениям» (см. Дневник Валуева.
1891. № 11. С. 410). В Высочайших резолюциях на докладе гр. Панина, вызванном его столкновением с большинством Редакционной комиссии, есть также некоторая неясность и противоречия (см. С.491 и 493. Т. III. Ч. I, н. с. Семенова).
См. н. Материалы, II.
См.
См. н. с. Семенова, II. С. 698.
Г. Семенов, относящийся к гр. Панину с большим уважением, между прочим о нем пишет: «После обстоятельного разбора чужих мнений гр. Панин иногда приходит к такому
Как добросовестно отстаивал интересы своих клиентов этот новоявленный адвокат sui generis, можно видеть и на следующем примере. Когда в Редакционной комиссии зашла речь о рудниках, могущих открыться на надельной земле, гр. Панин предложил возвращение земли помещикам и по этому поводу вступил в спор с членами.
А еще проще будет сказать, что мнимый крестьянский адвокат на самом деле был ярым поборником одних только дворянских интересов и равнодушен к крестьянским.
Помимо указанных выше апрельских заседаний, см. еще заседание 5 марта 1860 г., где речь шла о выкупе дворовых (см. н. с. Семенова. Т. II. С. 805).
См. н. с. Иванюкова. С. 378.
– Это горделивое восклицание опровергается, однако, точными фактами.
Считавший «честь» доступною только благородным людям высшей титулованной касты, граф Панин на деле далеко не выполнял требования point d’ honneur. В 1856 г., вследствие неумелого распоряжения графа Панина, произошло в Петербурге большое движенье среди крестьян при продаже в Сенатской типографии указа о порядке обращения помещичьих крестьян в государственных. Было высечено до 150 крестьян, местами указ стали отбирать обратно. Алексей Михайлович Тургенев, отчаянный крепостник, писал: «Тревожные события объясняются изложением указа и, говорят, не ошибкою, а умышленно, указа: «О перечислении помещичьих крестьян в число государственных»… Почему выпущено слово: отпущенных помещиками на волю крестьян?., да и тогда следовало бы сказать не о перечислении, а о причислении… Высокий-превысокий (граф Панин был очень высокого роста и, намекая на него, Герцен в брошюре о гр. Панине эпиграфом взял: о, altitudo! Тургенев, извещая об отставке Панина, писал: «Кто неба и ада досягал– упал») приказал тиснуть 35000 экземпляров, тогда как указ не подлежит обнародованию, а к исполнению порядка установленного. Спросили высокого-превысокого, для чего приказал тиснуть 35000 экземпляров? Превысокий
На письме Паскевича к Государю против того места, где говорилось о праве крестьян отказаться от земли, на поле Государь отметил: «И тогда помещики будут гонять их с земли и пустят ходить по миру». См. Р
В дневнике своем (см.
Ген. Муравьев и кн. Гагарин оспаривали их. Великий князь Константин Николаевич горячо за Комиссию заступался. Г. Панин, бывший шесть месяцев председателем Комиссии, объявил, что цифры
