взгляд и нехотя виляет хвостом. Не скажу, что я в восторге от Ленивцев, но, по крайней мере, меня не наделили живым ершиком для туалета! Или грифом – я сужу по жутковатой лысой голове, которая качается вверх-вниз за плечами у тощей дылды и время от времени ныряет под крыло.
Возраст и даже в каком-то смысле пол дылды определить трудновато. Я бы дала ей от тридцати двух до пятидесяти восьми лет. Голова у нее почти лысая, как после химиотерапии, редкие пряди черных волос липнут к черепу. Брови у нее тонкие, выщипанные в ниточку. А может, она нарочно старается выглядеть пострашнее? На дылде тонкие серые рейтузы, заправленные в сапоги для верховой езды, а сверху – белая рубашка с закатанными рукавами. На груди крест-накрест кожаные ремни. Наверное, портупея предназначена для Птицы, сидящей у нее на спине.
– Что здесь случилось? – спрашиваю я у коротышки с шавкой.
– У-бий-ство! – театральным шепотом отвечает он, прикрыв рот ладонью. – Убили старушку со второго этажа. Ужас! Хотя я слышал, что она потрясающе хорошо сохранилась!
– Полицейские что-нибудь сказали?
– Пока нет, – отвечает дылда неожиданно низким, хрипловатым голосом, какой бывает у джазовых певиц.
Она говорит с каким-то восточноевропейским акцентом – то ли русским, то ли сербским. При звуках ее голоса Птица перестает чистить перья, и над плечами женщины нависает длинная шея с бородкой, как у индюка. Птица кладет морщинистую голову дылде на грудь; длинный острый клюв метит ей в бедро. Я присматриваюсь. Нет, у нее не Гриф – Марабу! Дылда нежно гладит Марабу по пятнистой голове – так можно гладить ребенка или любимого. Она так похожа на свою птицу, что я тут же окрестила ее Марабу.
– Откуда же вы знаете, что ее убили?
Мальтиец ухмыляется:
– Как вам известно, дорогуша, почти ни одному машави не удается самому выбрать себе животное… Но у Амиры особый дар. Она чует падаль. Ее ощущения обостряются рядом с местами убийства, хотя она любит и хорошие автокатастрофы. Верно ведь, лапочка?
Марабу улыбается в знак согласия – если только можно назвать ее гримасу улыбкой.
Из дома выходят санитары с носилками, на которых лежит тело в сером пластиковом мешке. Они затаскивают носилки в машину скорой помощи.
– Извините, – говорю я, проталкиваясь вперед. Санитар захлопывает задние дверцы, подает знак шоферу, чтобы тот выключил мигалку. Мертвым уже некуда спешить. И все-таки я должна спросить. – Там миссис Лудицки?
– Ты что, ее родственница? – раздраженно спрашивает санитар. – Если нет, это не твое дело, зоодевочка!
– Я работаю на нее.
– Тогда тебе крупно не повезло. Никуда не уходи! Полицейские наверняка захотят с тобой побеседовать.
– Хоть намекните, что с ней случилось!
– Скажем, так, солнышко: тихая смерть во сне – это не про нее.
Скорая испускает придушенный вой и выезжает на дорогу, увозя миссис Лудицки. Я сжимаю
