Я не права. Бабушка проболела всю зиму… una bronchite… как это по-вашему?
– Бронхит.
– Да. Доктор очень за нее беспокоился. Как и все мы. С тех пор и не поднимается.
– А вы не пробовали ее поднять?
– А надо было? – В ее ответе прозвучало раздражение.
– Думаете, притворяется?
– Думаю, ей не очень-то и хочется. В любом случае она переезжает. До конца года точно.
– И куда же?
Антонелла повернулась и, держа между пальцев дымящуюся сигарету, вытянула руку.
– Туда.
На возвышенности, за хозяйственными постройками, виднелся большой квадратный дом. Солнце окрашивало его оштукатуренные стены оранжевым цветом, окружающие кипарисы бросали на них полоски теней. Для простого работника, пожалуй, чересчур роскошно, а вот для хозяйки поместья?
– А зачем ей переезжать?
– Сама так решила. Пришло время передать виллу моему дяде Маурицио.
– Может быть, она уже передумала?
– Если бы передумала, сказала бы.
– Может быть, она и говорит, но по-своему.
– Вы не знаете мою бабушку. Она бы сказала.
Возвращаясь к вилле, они оказались неподалеку от прижавшейся к скале маленькой часовни. Антонелла спросила, побывал ли он внутри. Адам ответил, что пытался, но дверь постоянно заперта.
Ключ обнаружился под первой каменной ступенькой, куда его положили, наверное, дабы не утомлять воров долгими поисками. Когда Адам указал на такую возможность, Антонелла пожала плечами:
– Никогда не знаешь, когда и кому он может понадобиться.
Замок противно заскрипел, но все же признал поражение. Внутри на всем лежал огненный отблеск – косые солнечные лучи, просачиваясь через окна, приобретали красноватый оттенок. Всю обстановку представляли с полдюжины незатейливых деревянных скамеек. Впрочем, вор, проберись он в часовню, без добычи бы не остался. Скромный каменный алтарь украшал триптих на тему Поклонения волхвов. Подойдя ближе – почтительно, молча, – Адам попытался определить время его создания.
Сходящиеся перспективы, вытянутые фигуры и теплые тона позволяли отнести живописца к сиенской школе. С датировкой дело обстояло хуже. На взгляд Адама – взгляд не слишком наметанный, – триптих мог быть написан в промежутке от середины четырнадцатого до середины пятнадцатого века. Может быть, еще позже. Он не назвал бы работу шедевром, но в ней явно ощущалось берущее за сердце смешение невинности и пронзительности, то, что можно увидеть порой в глазах мальчишки, глядящего на вас из заднего окна идущей впереди машины.
– Мне нужно побывать там.
– Где?
– В Сиене.
– Вы меня поразили.
– К сожалению, ничего больше сказать не могу.
– Никто не может.
– Думаю, кто-то мог бы.
– А я надеюсь, что нет. Иначе никакой загадки не останется.
Они прошли по часовне, задержавшись ненадолго
