пожирало кислород, дышать было нечем – казалось, в глотку залили расплавленного свинца.
– Раздевайся! – велел Дан подруге и начал сдирать с себя нарукавники, фартук и комбинезон. – Оружие бросай!
– Любимый, ты в своем уме?! – И все же Мариша уронила «калаш» под ноги и развязала узел на фартуке.
– Это… братишка, давайте хоть не при мне.
– Ашот, ты тоже!
У толстяка округлились глаза. Такого предложения от друга он услышать не ожидал.
– Петрушевич не в моем вкусе, но если ты настаиваешь… – Ашот принялся стаскивать с себя желтую защиту.
– Обмотайте верхнюю часть тела. Особенно голову. – Данила показал как. – И вперед!
Он кинулся в стену пламени. И едва не взвыл от нестерпимого жара, объявшего его. А через миг выскочил на свободную от огня площадку – до пролома в ограде отсюда рукой подать. Сбросив с себя дымящуюся защиту и хлопая обожженными ладонями по тлеющим брюкам, Данила сделал несколько шагов к выходу из форпоста. И остановился, обернулся. Где Мариша? Почему Ашот до сих пор не рядом?!
– Ах ты!.. – Он двинул обратно, подобрал дымящиеся лохмотья, вдохнул побольше раскаленного воздуха, собираясь вновь нырнуть в оранжевый жар. Но за миг до того, как он отважился на безумный поступок, стену пламени пробили две фигуры. Мариша проскочила по инерции мимо и рухнула на колени, кашляя так, что удивительно, как из нее не вылетали куски легких. Ашот упал лицом вниз и засучил горящими ногами. Данила ринулся к другу, подхватил под руки, чтоб оттащить подальше от бушующего пожара, а уж потом, на безопасном расстоянии, загасить пламя.
– Вставай! – крикнул он Марише, и та, пошатываясь, побежала к пролому.
Стоило им выбраться за пределы Северного, как сзади упали еще две связки с коктейлем Молотова, окончательно превратив форпост в один большой крематорий.
– Больно, тля! – Ашот едва не плакал. Дело не только в ожогах – у него ведь роман с Ксю, а тут такое…
– Терпи.
Дан и Мариша подняли толстяка и, взвалив на себя, потащили к шоссе, рассчитывая пересечь его и спрятаться в лесу.
Цеппелин же принялся медленно разворачиваться, направляясь за беглецами. С гондолы грозно смотрел вниз Георгий Победоносец. Казалось, золотое копье святого направлено вовсе не в змия-дракона, но в «варягов», едва живых после стычки с питерскими вояками и налета своих ВВС.
– Быстрее! – рявкнул Дан, хотя они и так уже мчались, как олимпийские спринтеры.
– Смотрите! На шоссе! Возвращаются! – Мариша резко затормозила, из-за чего встать пришлось и Дану с Ашотом.
Ленинградцы, похоже, заметили дирижабль и решили рассмотреть его поближе, приземлив залпом из личного оружия, – колонна зомбаков, ведомая командиром в вездеходе, возвращалась к Северному бодрым шагом. Если до этого положение «варягов» было ужасным, то теперь оно стало просто катастрофическим.
На Ашоте вспыхнул тлевший камуфляж. Толстяк покатился по земле,
