Ольга извлекла из-за пазухи печать со своим именем, провела ею по ране и приложила к бумаге.
Подошедший Иори забрал столик. Теперь девушка сидела прямо, держа в руках свой кеппан. С левого запястья на белоснежные хакама падали густые красные капли.
Стоявший у стены самурай внезапно рванулся вперёд. В полной тишине свист меча прозвучал неестественно громко. Воин остановил удар в самый последний миг, когда острая сталь уже рассекла кожу на шее Ольги. И застыл у неё за спиной, касаясь клинком свежего пореза.
Россиянка не шелохнулась.
«Интересно, что это должно символизировать? – отстранённо подумала она, ощущая, как за воротник стекает горячий ручеёк. – Или тут чистая отсебятина? Впрочем, тогда бы он просто снёс мне голову. Ладно. Посмотрим».
Ольга взглянула в глаза учителю.
– Хаябуси-сэнсей, я прошу вашего разрешения принести клятву.
– Разрешаю, – ответил тот после недолгой паузы.
Ровный, ясный голос девушки разнесся по комнате.
– Я, Селинова Ольга, дочь Селинова Валерия, рождённая в России, клянусь всегда хранить верность школе Генкай-рю и её главе.
Я клянусь во всём подчиняться уставу школы и моему наставнику.
Я клянусь ни при каких обстоятельствах не ронять чести Генкай-рю.
Я клянусь никогда не обращать во зло свои знания и навыки.
Я клянусь не оставлять занятий, пока жива и способна тренироваться.
Я клянусь не обучать секретным техникам школы никого из посторонних без особого разрешения.
Интересы Генкай-рю да будут всегда превыше моих собственных интересов.
Если я преступлю эту клятву, пусть карой для меня станет смерть.
Свернув бумагу, Ольга торжественно поднесла её ко лбу и заключила:
– Я принесла эту клятву по доброй воле и со всей ответственностью. Засим прошу принять её и позволить мне стать учеником Генкай-рю, – или же убить меня, как недостойную такой чести.
Последнего пассажа Хаябуси не ожидал. Она отрезала все пути к отступлению. Не только для себя, но и для него. Да и для всей школы тоже. Внезапно он понял, что Серинова-сан прекрасно контролирует происходящее. её внутренняя суть сверкала, как боевой меч за мгновение до удара.
А вот Тэруока Кэндзиро, держащий сейчас клинок поперёк шеи россиянки, смотрел на учителя едва ли не с мольбой. Претензии женщины, да ещё иностранки, на обучение в закрытой школе он считал издевательством над боевым искусством. Он вообще полагал, что женщинам в мужские дела лучше не соваться. Почему сэнсей допускает такой позор? Её просьба об ученичестве больше напоминает требование. И она, похоже, не видит необходимости реагировать на занесённый над нею меч. Или для неё это театр? Цирк? Тэруока очень хотел, чтобы наставник ей отказал. Любопытно, что она запоёт, когда ей придётся умереть – по её же собственной просьбе. Будет забавно посмотреть, как она
