словами прекрасно управлялся. А зачем мне больше? Долго думал на эту тему и пришел к выводу. Было бы просто замечательно, если бы нас в школе научили произносить вот такие слова:
Гулять
Стой
Иди
Надоело
Помогите
Еда
Холодно
Жарко
Спать
Простите
Мне кажется, даже любой человек этими словами может обойтись. Ну, допустим, за человека ручаться не стану, но мне бы хватило за глаза. Не знаю, почему инструкторы никак не додумаются учить нас хотя бы вот этим словам. Я же много не прошу. Но никто нас не учит. И даже не пытаются. Вы попробуйте, вдруг получится. Я и сам уже пытался, но не получается. И губы сверну в трубочку, и язык чуть ли не в узел завяжу, клацаю зубами, ничего не выходит. Хочу сказать слово, а получается или «Ав», или «У-у». Все. Чертовщина какая-то. Верите, так обидно.
У Савельевича одно время жил попугай. Он его приобрел еще до меня. Когда я перебрался жить к старику в квартиру, перво-наперво меня поразило то, что этот убогий микроорел знал, наверное, с сотню человеческих слов. Он мог безостановочно болтать полчаса подряд. Я серьезно вам говорю. И такие знал слова, что я их отродясь даже в своем питомнике не слыхал. Помню, в первый же день этот проходимец (имя у него препротивное было – Керя) сразил меня наповал. Приходим с Иваном Савельевичем с прогулки, а этот карлик заявляет: «Керя кушать хочет!» Ничего себе думаю, ну и дела. А каков наглец! Если ему в клетку горсть зерна не забросишь, так и будет трещать, пока со своего насеста не свалится: «Керя кушать хочет! Керя кушать хочет! Керя кушать хочет!» Право слово, попугай.
Однажды вечером мы смотрели телевизор, вернее, я смотрел, а Савельевич слушал. Но Савельевич всегда говорил мне: пошли, Трисон, телевизор посмотрим, то есть во множественном числе. Сидим спокойно, слушаем-смотрим, эта придурковатая птица как раскудахталась, как начала нам свои трели выводить, мы со стариком чуть с ума не сошли. Тут самое интересное началось, а этот соловей-разбойник кудахчет и кудахчет. Иван Савельевич не выдержал, взял и укрыл клетку полотенцем. Подействовало. Видимо, испугался Керюха. Подумал, наверное, сначала темную устроили, а дальше может быть и хуже. Перестал, гад, кукарекать.
Но я все равно его не любил. Потому что, даже когда попугай молчит, проблем от него не убавляется. Это не птица, а какая-то свинья. Все вокруг в шелухе, в перьях. Как затрепещет своими крыльями, квартира в один миг превращается в курятник. К Ивану Савельевичу два-три раза в неделю приходила старушка, Марья Петровна, готовила поесть, стирала, убиралась по дому. Так вот она тоже его ругала. Говорит: «Керя, как тебе не стыдно! Ну что же ты снова наделал?» А ему хоть бы хны. Он свое: «Попка дурак! Попка дурак!» Я так понимаю, это он про себя так говорил. Кстати, денег Марья Петровна за свою работу никогда не брала. Иван Савельевич даже обижался. Говорит ей как-то:
– Марья
