промелькнула в его глазах. Ругань и побои не задели бы его, но грусть в голосе Макса глубоко пронзила сердце мальчишки.
– Извините. – Он едва мог говорить из-за сдавленного судорогой горла. – Я могу заплатить за нее. У меня есть деньги.
Не прогоняйте меня, умоляло его сердце. Бога ради, пожалуйста, не прогоняйте меня.
– За что ты извиняешься?
– Я не смотрел, куда иду. Я неуклюжий. Дурак. – И все остальное, в чем его обвиняли в течение всех двенадцати лет. – Извините, – опять повторил он, чувствуя еще большее отчаяние и понимая, что сейчас его изобьют. Или хуже – намного хуже – вышвырнут за дверь. – Я бежал, потому что боялся, что она уйдет.
– Кто?
– Женщина. Она пела на углу. Я хотел… – Осознав нелепость своих слов, Люк беспомощно посмотрел на все еще зажатую в кулаке банкноту.
– Я понимаю. – И потому, что он действительно понимал, сердце Макса чуть не разорвалось на части. – Она часто здесь поет. Ты еще не раз услышишь ее.
С новым ужасом и недоверием он взглянул на Макса. Насколько страшнее опять обрести надежду…
– Я могу… остаться?
Медленно вздохнув, Макс наклонился и поднял кусок разбитого хрусталя.
– Посмотри: что это?
– Это разбитая ваза. Я разбил ее. Я всегда думаю только о себе, и я…
– Прекрати!
От резкого окрика голова Люка отдернулась назад. Он почувствовал, что внутри у него все дрожит, и понял, что не сумеет от этого защититься. Если Макс его ударит, то это будет не просто физическая боль: его надежды разлетятся на кусочки так же, как разлетелась стеклянная ваза.
– Да, она разбита, – проговорил Макс, пытаясь сохранять спокойствие. – И совершенно верно, что разбил ее ты. Ты это сделал специально?
– Нет, но я…
– Посмотри на это. – Он протянул Люку кусок стекла. – Это вещь. Предмет. Им может владеть любой, кто заплатит его цену. Неужели ты думаешь, что значишь для меня меньше какой-нибудь вещи? – Он отшвырнул прочь осколок, и Люк не смог больше сдерживать пульсирующую внутри его силу. – Ты думаешь, я такое ничтожество, что ударю тебя за то, что ты разбил какую-то стекляшку?
– Я не… – Он не мог вдохнуть, как вдруг в груди у него что-то разорвалось и из глаз брызнули горячие слезы. – Пожалуйста. Не прогоняйте меня.
– Мой дорогой мальчик, ты был со мной все эти недели и не понял, что я не такой, как они? Неужели они так сильно издевались над тобой?
Не в силах говорить, Люк только кивнул головой.
– Я был в том же аду, что и ты, – прошептал Макс и шагнул вперед, чтобы прижать мальчика к груди. Тот инстинктивно напрягся от страха. Но страх исчез, когда Макс опустил его обратно на ступеньки и встряхнул. – Никто не заставит тебя вернуться обратно. Здесь ты в безопасности.
Он понимал, что это унизительно: реветь, как ребенок, прижавшись к груди Макса. Но поддерживающие его руки были такими сильными, надежными, настоящими.
Что же это за человечек,
