двор – между лагерем вампиров и следующим поселком.
– Почему бы нам не взглянуть на эту местность? – Блэр отодвинула тарелку. – Вы с Гленной окажетесь там с помощью магии, а мы с Ларкиным слетаем. Ты готов стать драконом?
– Всегда готов! – Он улыбнулся. – Особенно если ты оседлаешь меня.
– Секс, секс, секс. Вот неугомонный парень.
– На этой ноте, – сухо заметил Киан, – я отправляюсь спать.
– Минутку, – пробормотал Хойт, сжав руку Гленны, и вышел вслед за братом. – Мне нужно с тобой поговорить.
Киан покосился на него.
– Я исчерпал свой лимит слов на сегодняшнее утро.
– Придется проглотить еще немного. Моя комната ближе, если ты не возражаешь. Я хотел бы поговорить с тобой наедине.
– Пойдем уж – все равно ты потащишься ко мне и будешь донимать своими разговорами, пока я не вырву твой язык.
Между большим залом и спальнями сновали слуги. Готовятся к пиру, подумал Киан. Слова Хойта об огне напомнили ему Нерона и его лиру[7].
Перешагнув порог, Хойт рукой преградил путь Киану.
– Солнце, – сказал он, метнулся к окнам и быстро задернул занавеси.
Комната погрузилась в полутьму. Привычно взмахнув рукой, Хойт зажег свечи.
– Очень удобно, – заметил Киан. – А то мне уже надоело возиться с трутницей.
– Это самое простое, и тебе это было бы вполне по силам, если бы потратил немного времени и сил на совершенствование своего дара.
– Слишком скучно. Это виски? – Киан направился прямо к графину и налил жидкость в бокал. – О, трезвость и неодобрение. – Он посмотрел на лицо брата, делая первый глоток. – Позволь напомнить тебе, что в конце дня… ладно, перейдем к делу.
Оглядевшись, Киан принялся расхаживать по комнате.
– Женские запахи. Такие женщины, как Гленна, всегда что-нибудь оставляют после себя, чтобы напоминать о своем присутствии мужчинам. – Он опустился в кресло, сгорбился и вытянул ноги. – Итак, о чем ты решил со мной поговорить?
– Были времена, когда ты радовался моему обществу и даже искал его.
Киан лениво пожал плечами.
– Сомневаюсь, что девятьсот лет разлуки усиливают братские чувства.
Тень сожаления промелькнула на лице Хойта, и он отвернулся, чтобы подбросить торф в камин.
– Опять будем спорить?
– Тебе решать.
– Я хотел поговорить с тобой наедине о том, как ты поступил с пленником.
– Значит, речь пойдет о гуманности. Да, да, мне следовало погладить его по голове, чтобы он мог предстать перед судом или трибуналом – не знаю, как это называется в Гилле. Нужно соблюдать проклятую Женевскую конвенцию[8].
– Не знаю, о какой конвенции ты говоришь, но в такие времена не может быть суда, трибунала или чего-то подобного. Именно это я и хотел сказать, раздражительный
Согласно легенде, император Нерон (37–68) играл на лире и декламировал стихи, глядя на пылающий Рим.
Имеется в виду Женевская конвенция от 12 августа 1949 г. об обращении с военнопленными, согласно которой «с военнопленными следует всегда обращаться гуманно». (Разд. II, ст. 13.)
