спросил: – А у тебя?
Но Люся как будто поняла мой вопрос, легко и непринужденно ответила: – А вот у меня никого нет, я с семи лет в этом детдоме. А до этого я еще два года была в другом детдоме. Но я его плохо помню. Там только одна нянечка была, она на нас ругалась, и я ее очень боялась. А здесь, в этом детдоме, ничего – воспитки в моей группе все хорошие, не то что в третьей группе! А когда я вырасту и замуж выйду, у меня будет мальчик и девочка. И собака. Я им всем буду покупать мороженое.
– И собаке? – хотелось спросить, но Люся тараторила и не давала мне вставить ни слова. Да я, собственно, и не пытался. Видимо, ребенку надо пообщаться со взрослым.
– А еще к нам шефы приезжают. Только редко. Они всегда подарки привозят. Там тетка одна с ними ездит, дура какая-то, все время ревет. Зачем же она ездит, если ей у нас так плохо? Пусть тогда не ездит. А то ездит да ревет!
Под непрерывное малоинформативное Люсино тарахтенье мне вдруг вспомнился родительский дом, весь до мелочей, трещины в штукатурке, домашний запах, отцовская «Прима», вечно лежащая у плиты. Этот дом впаян в мою память намертво, образ этого дома – это и есть я. И подумалось: а что будет помнить Люся? Что составляет ее внутренний дом – детприемник или комната, похожая на казарму, со злобной нянечкой?
– Стой! – резко остановил я Люсю.
– Почему?
– Сейчас поймешь.
Я подобрал с земли камешек, взвесил его в руке: – Вот теперь пошли.
Мой недруг выскочил из подворотни как всегда неожиданно. Но увидев мою уже поднятую в замахе руку с камнем, кобелек как будто наткнулся на стену и бросился обратно. Я подождал долю секунды, пока он скроется, а затем бросил камень в ворота. Рефлексы животного надо поддерживать.
Из-за забора послышался бессильный лай. И поделом, счет к этому времени был уже 3: 1 в мою пользу.
– Она меня уже кусала. Теперь я мимо всегда с камнем прохожу, – объяснил я свои действия.
Люся понимающе кивнула: – У нас в детдоме тоже собака была, Найда. Она ничья была, жила под деревянной горкой во дворе. Она была хорошая, но потом у нее щенята пошли и она медичку покусала. Так ее Евграф Семенович приказал убить. А щенят, наверное, утопили. Потому что для собак не бывает детского дома. А жалко. Они такие были смешные.
– А зачем ты Буди… Кожина тогда так сильно книжкой ударила? Да еще на уроке? – во мне неожиданно даже для самого себя взбрыкнул зарождающийся педагог.
– Потому что он дурак! – резко ответила Люся, подумав, добавила: – Дебильный.
– Ладно, – согласился я, – ты только на уроках больше так не делай.
– Да ну его! Он на перемене только пусть попробует подойти, я ему всю морду расцарапаю!
Далее Люся мило и непосредственно добавила пару непечатных выражений, услышав которые, я чуть не упал и ошалело уставился на Люсю. Но она, как ни в чем не бывало, уже рассказывала, как их летом возили в лагерь отдыха, где она одному «родительскому» так въехала, что ему потом в медпункте шов накладывали. Скорее всего, она и не догадывается о значении сказанных выражений
