но по какому праву он врывается ко мне в дом?
Шкалик опять простонал, свалился с табурета и нелепой кучей тряпья шмякнулся на пол. Что-то выпало из кармана его драной куртки, забренчало, зазвенело и покатилось по истертому линолеуму.
Я опустился на колени и с немалым трудом кое-как перевернул пьянчугу на спину. Физиономия у него была распухшая, вся в багровых пятнах, дыхание неровное, прерывистое, но перегаром от него не пахло. Не веря себе, я наклонился пониже – нет, он явно трезвый!
– Брэд! – пробормотал он. – Это ты, Брэд?
– Я, я, не волнуйся. Сейчас я тебе помогу.
– Уже скоро, – зашептал он. – Времени в обрез.
– Что скоро?
Но он не ответил. Его одолел приступ удушья. Он силился что-то сказать и не мог, слова душили его, застревали в горле.
Я вскочил, кинулся в гостиную, зажег свет у телефона. Второпях, бестолково и неуклюже стал листать телефонную книжку, все время подворачивались не те страницы. Наконец я отыскал номер доктора Фабиана, набрал и стал ждать: в трубке раздавался гудок за гудком. Хоть бы старик был дома, хоть бы не укатил куда-нибудь по вызову! Если его нету, никто не отзовется, на миссис Фабиан надеяться нечего. У нее жестокий артрит: она еле ползает. Доктор всегда старается залучить кого-нибудь, чтоб присматривали за ней, когда его нет дома, и отвечали на звонки, но это ему не всякий раз удается. Миссис Фабиан – старуха нравная, на нее не угодишь, и сносить ее придирки никому неохота.
Наконец доктор снял трубку, и у меня гора с плеч свалилась.
– Док, – сказал я, – у меня тут Шкалик Грант, с ним что-то неладно.
– Пьян, наверно.
– Да нет, не пьян. Прихожу домой, а он сидит у меня на кухне. Его всего скрючило, и он что-то лопочет.
– Что же он лопочет?
– Не знаю. Говорить не может, лопочет не поймешь что.
– Хорошо, – сказал доктор Фабиан, – сейчас приеду.
Надо отдать старику справедливость: на него можно положиться. Днем ли, ночью, в ненастье ли – никогда не откажет.
Я вернулся в кухню. Грант перекатился на бок, он по-прежнему держался обеими руками за живот и тяжело дышал. Я не стал его трогать. Доктор скоро будет, а до тех пор я ничем не могу помочь. Уложить поудобнее? А может, ему удобней лежать на боку, а не на спине?
Я подобрал металлический предмет, который выпал у Гранта из кармана. Это оказалось кольцо с полудюжиной ключей. На что ему, спрашивается, столько ключей? Может, он их таскает для пущей важности – воображает, будто они придают ему веса?
Я положил ключи на стол, вернулся к Шкалику и присел подле него на корточки.
– Я звонил доку, Грант, – сказал я. – Он сейчас приедет.
Шкалик, кажется, услыхал. Минуту-другую он пыхтел и захлебывался, потом выдавил из себя прерывистым шепотом:
– Больше помочь не могу. Ты остаешься один.
У него это вышло далеко не так связно – какие-то клочки, обрывки слов.
– Про
