Валькиных глазах потемнело, поплыли, расплываясь, золотые круги, затем и они пропали – свет в его очах потух, и он без чувств рухнул наземь…
5
Сквозь строй ожесточенных гримас, озлобленных глаз, расплавленных, как металл, плевков, сквозь леденящий душу гул проклятий и заклятий – гул тяжелый и вязкий, точно стон подводного колокола – волокли Дьяченко. Люди, ряженые, с размалеванными ликами, встали тесным коридором – потеряв голову, они торопили палача. А тот без жалости и без ненависти тащил за собой чужеземца, не оглядываясь, тащил по кочкам и рытвинам – будто и не человека, а сдохшую тварь волок.
Внезапно бросил пленника, словно ему наскучило это дурацкое занятие. Да еще отвесил тяжелую оплеуху – Дьяченко с глухим стуком ткнулся мордой в холодную и скользкую, как кость, землю…
Неведомо сколько времени прошло, когда Валька, вновь придя в себя, оторвал от земли искаженный болью взор. Вгляделся сквозь еще неплотную завесу сумерек. Утренних ли, вечерних – а-а, один черт! «Как же больно! Что там еще за херовина маячит? У-у! Мать ее так! Мать! Матерь божия, спаси-помилуй мя!..»
Впереди, метрах в пятнадцати, встал громадный черный столб. Закусив нижнюю губу, слабеющим взглядом Дьяченко поднялся по столбу. Сверху на него было водружено неправильной, уродливой формы навершие, отдаленно смахивавшее на голову не то зверя, не то неведомого Вальке божества. «Кажись, башка золотая. А там кто его знает». Таинственная голова находилась примерно на уровне четырехэтажного дома. Основание столба скрывал от беспомощных Валькиных глаз невысокий вал, над ним курился сизый дым. Время от времени оживляемый проистекающими внутри волшебными процессами дым начинал переливаться мириадами мельчайших серебристых блесток, словно в него бросили щедрую жменю конфетти или взорвали хлопушку. К валу с трех сторон один за другим стекались люди. Встав на колени, опускали за тыльную сторону вала принесенные дары. Дьяченко удалось разглядеть лишь обезглавленных птиц. Кажется, это были куры. Серо-белые в сумеречном свете, в беглых всполохах огня шарики несколько вытянутой по оси формы запросто могли быть куриными яйцами. Желто-белые лепешки – сыром. А влага, проливавшаяся из случайно накрененных глиняных сосудов, – виноградным вином. С языческой непосредственностью и настойчивостью племя воков стремилось ублажить деревянного бога, пожертвовать ему то, без чего не могла обойтись их собственная плоть.
Вдруг Дьяченко ощутил резкий укол в правый бок – укол, от которого перехватило дыхание, но одновременно прояснилось сознание. Боль вмиг очистила Валькину голову от наносных, случайных мыслей – до него наконец дошло, что скоро ему конец. Вслед за ударом копья – Дьяченко догадался: били тупым концом – прогремел окрик Порка:
– Встань, жалкий раб! Царь подал тебе знак. Оззо близок. Он чует твою поганую кровь.
Проси, раб, очищения, как ты просишь пощады!
Дьяченко повернул голову влево
