в ряде стихотворений: «Переход русских войск через Неман 1 января 1813 года», «Переход через Рейн», «Пленный» и др.
Выйдя в 1815 г. в отставку, Батюшков всецело отдается литературной деятельности, и в 1817 г. выходит его известная книга – «Опыты в стихах и прозе». Читатель знакомится с популярным его стихотворением «Мой гений»:
О память сердца! Ты сильней
Рассудка памяти печальной
И часто сладостью своей
Меня в стране пленяешь дальной.
Я помню голос милых слов,
Я помню очи голубые,
Я помню локоны златые
Небрежно вьющихся власов.
Моей пастушки несравненной
Я помню весь наряд простой,
И образ милый, незабвенной
Повсюду странствует со мной.
Хранитель гений мой – любовью
В утеху дан разлуке он:
Засну ль? – приникнет к изголовью
И усладит печальный сон.
Начиная еще с 1814 г., тон поэзии Батюшкова меняется. Все чаще в его стихах ощущаются глубоко пессимистические настроения. Трагическая судьба человека и особенно художника в обществе постоянно привлекает его внимание. Своебразным финалом его деятельности оказывается последнее стихотворение «Изречение Мельхиседека»:
Ты знаешь, что изрек,
Прощаясь с жизнью, седой Мельхиседек?
Рабом родится человек,
Рабом в могилу ляжет,
И смерть ему едва ли скажет,
Зачем он шел долиной чудной слез,
Страдал, рыдал, терпел, исчез.
По мере развития таланта Батюшкова романтические тенденции в его творчестве усиливались. Но его эстетика была иной, нежели у его собратьев по искусству. Он не разделял, в частности, увлечения В.А. Жуковского немецкой мистикой. Ему были ближе образцы ясной французской поэзии. Свою роль в творчестве сыграли психологические особенности его личности. Вот как обрисовал Батюшков свой словесный портрет: «Ему около тридцати лет. Он то здоров, очень здоров, то болен, при смерти болен. Сегодня беспечен, ветрен, как дитя; посмотришь завтра – ударился в мысли, в религию и стал мрачнее инока. Лицо у него точно доброе, как сердце, но столь же непостоянное. Он тонок, сух, бледен, как полотно. Он перенес три войны и на биваках был здоров, в покое – умирал! – он не охотник до чинов и крестов. А плакал, когда его обошли чином и не дали креста… В нем два человека… Оба человека живут в одном теле…» Поэт называл их чёрным и белым человеком. Белый писал оптимистические, радостные стихи, чёрный погружался в мрачные раздумья. Но оба, надо отдать должное Батюшкову, создавали подлинные шедевры, оказавшиеся этапными в русской поэзии. Такие стихи, писал ВТ. Белинский, «должны были поразить общее внимание как предвестие скорого переворота в русской поэзии. Это ещё не пушкинские стихи, но после них надо было ожидать не других каких-нибудь, а пушкинских… Так все готово было к явлению Пушкина; и, конечно, Батюшков много и много способствовал тому, что Пушкин явился таким, каким явился действительно. Одной этой заслуги со стороны Батюшкова достаточно, чтобы имя его произносилось в истории русской литературы с любовью и
