с бронзовым крючочком, закрывающим крышку. Сбоку от нее, бочком, прятался кошелек из настоящей крокодиловой кожи, больше похожий на косметичку, с серебряной застежкой-защелкой. Вместо привычных шариков на ней были две изящные женские головки, смотрящие в противоположенные стороны. На коже красовалось теснение крупными латинскими буквами «Bulaggi». Кошелек был серьезно потерт, он, наверное, был очень стар и пах деньгами. Старыми деньгами, которые перебывали в тысячах рук.
Я открыл его. Там лежала свернутая пополам тоненькая пачка сотенных купюр. Пересчитал. Девятьсот рублей. Не так и много. Впрочем, это «немного» составляло годовую пенсию моего отца! Наверное, именно этот кошелек бросил ей в ноги Алекс, когда выпер Софью из дома. И, наверняка, там была ровно тысяча, а сотня ушла на билет до Новосибирска, на то да се, по мелочам. А потом ей в Оперном дали подъемные, потом стали выдавать зарплату, поэтому она сюда больше не заглядывала.
Положил кошель на место и заглянул в оказавшуюся довольно тяжелой шкатулку. Там были, видимо, те самые цацки, о которых мне говорила Софья. Золотой браслет, похожий на миниатюрную танковую гусеницу с золотыми же, круглыми часиками нашей марки – «Чайка», пятьсот восемьдесят третьей пробы. Все остальные безделушки тоже были из золота, все той же пробы и тоже советского производства, кроме нескольких пластинок, на обратной стороне которых стояло четырехдевяточное клеймо, и красовалась цифра «10 г».
Я взял в руки и прикинул на глаз вес массивной, толщиной в полпальца, витой короткой цепи – тянула грамм на сто, не меньше. Кроме того, в шкатулке лежали тоненькая длинная цепочка с, внутри пустым, без фотокарточек, медальоном, десяток разномастных колец и перстней с камнями и без, золотой крестик, несколько пар сережек, одни – крупные, массивные, с рубинами, а также мужские золотые запонки с аметистами. Неплохой набор! Тоже тянет не на одну тысячу.
Положив шкатулку на место, я перевел взгляд на дно шкафа. Там аккуратно выстроилась в ряд обувь певицы. Осенние и зимние сапожки, каких у нас тогда тоже еще не носили, из хорошей кожи, с металлическими пряжками-застежками и на замках-молниях. Сафьяновые остроносые полуботиночки; парадные, изящные туфельки из бардовой замши; невиданной доселе мной формы – белые босоножки, состоящие из платформы и каких-то длинных, золотистых ремешков. Одни, сероватого цвета, туфельки на тонюсеньких каблучках, с золотыми подковками на них, выделялись особо, и я даже взял их в руки, чтобы рассмотреть странную, чешуйчатую их поверхность. Наконец я понял: так это же змеиная кожа! Ого!
Последней вещью, занимавшей дно шифоньера, была красная, пошерканая балетка – давно забытая в обиходе вещь еще довоенного производства. В последний раз в живую точно такой же маленький чемоданчик, только коричневый, я видел у отца, он носил в нем обеды на завод, где работал начальником планово-экономического отдела – термос с чаем и бутерброды. К ручке балетки, на шелковом красном шнурке, был привязан еще один металлический ключик.
