высказаться.
– Спрашивал я солдат, – продолжал Борис, – какого лешего, православные, страдаете, себя не бережёте, друзей хороните? Самые образованные утверждали, что за сербов стоим, которых австрияки обижают. Один даже про убиенного «эрцгерца» что-то припомнить пытался. Многие вообще ничего внятного промычать не могли. Будто блажь царю пришла «серую скотинку» на убой вывести…
Да что солдаты? Я – офицер и то перестал понимать, почему мы часто действуем без надобности, без плана, без смысла.
Генералы воинственные рожи строят. Делают вид, будто какие-то хитроумные планы исполняют, фальшивые доклады сочиняют, форму под новые награды дырявят.
От патриотических повизгиваний, с которыми войну начинали, не осталось следа, кроме стыда… Перед теми, кто погиб.
Борис замолчал.
– Прав, – кивнул Сцепура. Он стал серьёзен. – Только беда масштабней. Подавляющему большинству народа в стране ничего не принадлежит… Права нет на свою судьбу влиять, на судьбу детей своих.
Беды извели многих, и развелось к топору зовущих… Усадьбы барские уже вспыхивают. Хозяйства, которые поколениями создавались, за пару часов разоряются в дым и пепел… И не жалко им… Я – не я, Россия – не моя…
Теперь давай не забывать, – продолжил Семён, – что в стране больше двенадцати миллионов вооружённых крестьян. Они ненавидят войну…
Как странно, – произнесла Анастасия. – Совсем недавно, в конце февраля, перед огромной толпой метался Керенский и искренне, с надрывом кричал:
«Поклянёмся, что Россия будет свободна!»
Толпа в восторге ревела:
«Клянёмся!» Будто солнце над страной всходило, новая, счастливая жизнь начиналась… Отчего всё так оборачивается?
Друзья промолчали.
Борис чувствовал – надо спасать радость встречи, уходить от мрачных разговоров – и стал расспрашивать Семёна о курсах при Генштабе.
Оказалось, трёхмесячные офицерские курсы военного времени не были главной причиной отзыва Бориса с фронта, он потребовался для участия в каком-то очень важном собрании.
Борис перестал узнавать друга: рассказывая о собрании, Семён явно недоговаривал что-то важное, уходил от прямых вопросов, обещал через неделю всё разъяснить.
– Может вы здесь масонскими ложами увлеклись? – гадал Борис.
– Во-первых, – спокойно пояснил Семён, – в деятельности масонских лож нет ничего предосудительного. Во-вторых, если будешь излишне любопытен – никогда тебе не стать масоном высокого градуса посвящения…
Наконец Сцепура заявил, что ему пора уходить. Расставаясь, он обнял Бориса:
– Молодец, что приехал. Меня последнее время настойчиво преследует чувство, что времени осталось очень мало.
– У кого осталось мало времени? – удивился Борис.
– У всех…
Неделя пролетела незаметно.
Борис
