женщина – норвежка или конголезка, королева или служанка, язычница или протестантка, натуралка или би, – будет спать, и ничто не вынет её из объятий Морфея. Поэтому никто не нарушил моего покоя, не обрушил на голову скалку, не отвесил пинка под мягкое – на самом деле, не очень – место. Я прыгал, скакал; фыркая, ловил кайф под едва тёплой, но в щедром избытке лившейся с потолка прекрасной водой. Живой, возрождающей, омывающей, дарящей прохладу и надежду хоть на какую-нибудь бодрость.
Выйдя из душа и с трудом натянув упирающиеся штаны на худые мокрые ноги, я вернулся на камбуз и без усилий отмыл всю посуду – после жёсткой химобработки это стало абсолютно плёвым делом. Побросал скрипящие под пальцами тарелки и стаканы в таз, да и пошёл в свой конец коридора.
– Скучно без водки! – хрюкнул изнутри прямо в левое ухо Джинни.
– Ты задолбал «Джентльменами удачи»! Смени пластинку!
– Слушаю и повинуюсь… – с обидой вздохнул хранитель.
В семь, выпив пока ещё не иссякшего в запасах растворимого кофе на крутом кипятке с сахаром и съев по бутерброду с пока ещё не опротивевшим, но уже напоминающим оконную замазку шпротным паштетом, мы вышли на улицу. Оказались первыми. Недолго думая, уселись рядком на длинном трёхступенчатом крыльце.
– Ты где шлялся, хо́дя? – хитро поглядывая в мою сторону, попытался докопаться Юрастый.
– Где надо, – хмуро огрызнулся я. – В следующий раз я твои ботинки к люстре пришпандорю, умник!
– Ладно вам, девочки, не ссорьтесь! Мир, дружба, жвачка! – нежно проворковал Лёшка.
– Не, ну как излагает, падла! – заржал я.
– Учись!.. – давясь от смеха, выдохнул Юрка.
* * *
В больницу мы выдвинулись, построившись «свиньёй». Поблёскивая модными очками, возглавляла грозный клин Машуня: в её блокноте наверняка уже был заранее составлен план местности с тайными знаками, направлявшими наше передвижение. Следом шли Лисёнок, Бабочкина и Вера Грязнова. Замыкали колонну пятеро имевшихся в наличии мужчин. Попадавшийся навстречу народ оборачивался вслед.
– Так, – трогательно наморщила лоб Машуня, – смотрим. Ага, памятник Ленину.
Выкрашенный серебрянкой приземистый чем-то похожий на резко схуднувшего борца сумо Ильич попирал неровно оштукатуренный облупленный пьедестал, широко расставив ноги, засунув пальцы левой руки за обшлаг сюртука и указательно выкинув правую в надвигающийся на всех нас горизонт.
– Значит, нам сейчас налево и с полкилометра прямо. Понятно. – Маша поправила очки. – Миш, ты видишь, куда его рука выставлена?
– Вижу.
– Ну, так вот. Ей он показывает чётко на роддом! Нам с тобой потом туда.
Взвизгнув резиной, рядом с нами притормозила бликующая на солнце новёхонькая оранжевая жигулёвская «шестёрка».
– Пап, спасибо, ну, я побежала! – роскошная
